Анатолий Вершинин - Плывущие против течения

- Вот он и хочет дать ответ, - сказал Имано. - Когда мы объявим забастовку и не выйдем на работу, у него под рукой окажутся безработные.

- Неплохо придумано, - глухо сказал Хейтаро, опустив голову на руки. - Что-то надо делать…

- Ну, и осьминог проклятый! - стукнул старик Мори кулаком по столу.

- А мы не пустим штрейкбрехеров на лесопилку, - сказал Хейтаро. - Мы засядем там, а женщины будут приносить нам еду.

- Мы об этом уже думали, когда шли к тебе, - сказал Имано. - Но дело в том, что остаться на лесопилке мы можем только после того, как объявим забастовку, то-есть через несколько дней. А безработных могут пригнать раньше - в такое время, когда на лесопилке не будет рабочих.

- Тогда надо выставить пикеты! - предложил Хейтаро.

Имано покачал головой:

- Пикеты из рабочих ставить нельзя. Этим мы покажем, что уже разгадали план хозяина, и тогда он постарается как-то иначе обмануть нас.

- Это верно, - согласился Хейтаро. - Надо придумать что-нибудь другое…

- Дядя Имано! - Дзиро вскочил и подбежал к взрослым. - Я придумал! Мы будем сторожить! Я соберу ребят… карпов.

Рабочие переглянулись.

- А ведь он прав, - сказал Имано улыбаясь. - Как ты считаешь?

- По-моему, подходящий план, - сказал, вставая, Хейтаро. - А сейчас я поеду к рыбакам договариваться.

Возле деревушки Мацумуры, вплотную прилегающей к окраине Одзи, Хейтаро сошёл с велосипеда. Соскочил с рамы и Дзиро.

- Полюбуйся, что тут делается! - сказал Хейтаро.

Дорога взбегала на невысокий холм, на котором было расположено деревенское кладбище. Они подошли к его обвалившейся ограде. При их появлении около десятка мужчин и женщин на мгновение подняли головы и молча продолжали свою работу. Они осторожно выкапывали урны с прахом покойников.

Кладбище было крошечное. Могилы тесно жались одна к другой. Так же как и при жизни людей, покойникам была строго отмерена каждая пядь земли. У надгробий стояли покрытые зеленовато-коричневым мохом каменные фонари, скорбно шелестели своими игольчатыми ветвями криптомерии. Небольшой каменный будда с бесстрастно устремлёнными на мир миндалевидными глазами покосился на одну сторону и, казалось, вот-вот рухнет на землю.

Рядом с поваленной кладбищенской оградой несколько крестьян с трудом стаскивали с могилы надгробный камень. Хейтаро прислонил велосипед к дереву и подошёл, чтобы помочь им. Дзиро последовал за ним. Крестьяне молча отодвинулись от одного края камня, и Хейтаро вместе с ними отнёс его в сторону. Дзиро смахнул с плиты комья земли и разглядел грубо высеченные на ней иероглифы - посмертное имя погребённого.

- Что у вас тут происходит? - нарушил наконец молчание Хейтаро.

Старик-крестьянин, который медленно выбрасывал из обнажённой могилы влажные комья земли, прекратил работу и поднял на Хейтаро воспалённые, слезящиеся глаза.

Он вытянул свою грубую, похожую на потрескавшуюся кору старого дерева, руку и сказал:

- Пришли в нашу страну и распоряжаются как хотят. Аэродром строят…

Хейтаро и Дзиро посмотрели в сторону сжатой небольшими холмами долины, где ещё не так давно зеленели узенькие полоски рисовых полей. Теперь их безжалостно топтали и скребли, словно выворачивали живые внутренности земли, зелёные чудища-машины. Одни из них, похожие на лафеты гигантских дальнобойных пушек, с грохотом опускали свои металлические челюсти на землю и, впиваясь в неё огромными железными зубьями, словно слизывали зелёные бугорки посевов. Другие, вытянув длинные хищные лапы, описывали в воздухе полукруг и опускали на грунт свою огромную ладонь-ковш, загребая взрыхлённую землю. Словно надоедливые москиты, непрерывно жужжали моторы многочисленных «студебеккеров». Они подставляли под ковши свои кузовы и уходили, покачиваясь на рытвинах, наполненные остроконечными земляными горками. А в середине долины, там, где грунт уже был выровнен, американские солдаты стаскивали с машин стальные решётчатые щиты и укладывали их на землю. Пройдёт ещё один-два дня - и живая земля, ранее кормившая сотни людей, будет закована в железо и бетон.

И Дзиро показалось, что сквозь рокот и скрежет многочисленных машин он слышит скорбные стоны родной японской земли.

- Одну неделю только дали на сборы, - рассказывал старик-крестьянин. - А куда идти с женщинами и детьми?.. Помещику нашему беспокоиться нечего - за землю ему уплатили сполна. Захочет - новую купит. Да у него её и так хватает… В деревне Сугино все жители - арендаторы…

- А урны почему выкапываете? - кивнул Хейтаро головой на вырытые могилы.

Старик грустно покачал головой:

- И покойникам нынче нет покоя. Холм, на котором кладбище, мешает им. Снести хотят… И рис не на чем сеять, и в могилу некуда лечь…

Дорога шла у самого подножия гор, к которым жались крошечные крестьянские поля.

Повсюду суходольный рис стоял уже созревшим. Его пожелтевшие свисающие кисти жалобно шуршали, вздрагивая от порывов ветра. Между рисовыми полями желтели полоски ячменя, склонялись колосья проса. Кое-где мелькали фигуры крестьян в широкополых соломенных шляпах. Они нагибались за каждой горстью злака и связывали в снопы сжатый рис.

В дымчатых сумерках вечера сквозь пожелтевшую зелень проглядывали низко нависшие соломенные и тростниковые кровли деревенских домиков. По узким дорогам неторопливо шагали с коромыслами на плечах крестьяне.

Притормозив велосипед, Хейтаро свернул на дорогу, ведущую вниз, к морскому берегу. Эта дорога была прорыта в скалистом грунте и окаймлена по обеим сторонам голыми темно-бурыми валунами. Из-под самого колеса, мелькнув голубой грудкой, вспорхнула синица-рыболов. Она напомнила о близости моря. И действительно, вскоре перед братьями открылся простор мрачного, разбушевавшегося моря.

Сидеть на жёсткой раме велосипеда было неудобно, но Дзиро этого не замечал: он был счастлив, что едет в Хага на весь воскресный день. Дзиро желал только одного - чтобы завтра выдался погожий день. Можно будет как следует поплавать и полазить по скалистым утёсам. Кто знает, может быть ему удастся обнаружить гнездо морских чаек или орла-рыболова… Вот удивились бы мальчики в Одзи, если бы он привёз птичьи яйца или ещё лучше - оперившихся птенцов! И надо собрать ещё немного ракушек и разноцветных камешков для Умэ-тян, больной сестрёнки Тэйкити.

Поглощённый своими мыслями, Дзиро вздрогнул, когда Хейтаро внезапно остановил велосипед. Перед ними на столбе висела дощечка: «Проезд воспрещён».

- Ничего не понимаю… - словно про себя сказал Хейтаро, вглядываясь в даль.

Дзиро проследил за его взглядом и увидел вдали у обрыва знакомый маленький храм богини Каннон, окружённый группой стройных криптомерий. Но что это? Неподалёку от храма виднелись бараки, покрашенные в зелёный цвет, а рядом с ними торчали окутанные маскировочными сетями стальные хоботы орудий.