Марк Гроссман - Тайна Великих Братьев

Потом он кладёт к топору и лопате принесенные Сашком клещи, пилу, молоток, разные гвозди, шпагат, складной металлический метр, кухонный нож, вилки, ложки, алюминиевую посуду.

— Всё?

Сашок косится на старика и смущенно качает головой:

— Не всё, Кузьма Митрич…

Великий Брат лезет в карман и что-то долго нащупывает там.

— Давай, давай! — подбадривает Митрич. — Если лишнее, так оставим — и делу конец.

Сашок вытягивает из кармана узелок, развязывает его. На тряпице — мотки белых и черных ниток, иголки, ножницы, шило, пуговицы.

— Очень хорошо! — радуется Митрич. — Это нам сгодится. Ну, теперь всё?

Сашок вздыхает.

Старик добродушно пожимает плечами:

— Ну, тащи, что у тебя ещё?

Сашок нерешительно выходит в сени и возвращается оттуда с садком. В маленькой клетке, сплетённой из прутиков, сидят два голубя.

— Если не надо, — ещё в дверях бормочет Сашок, — так я их сразу — Воронка и Чубатого — и выпущу.

— Надо, — говорит Митрич. — Очень даже надо, Александр Романыч!

Сашок обрадованно вскидывает глаза на Великого Брата.

Гремя, как старьевщик, какими-то жестянками вбегает в горенку запыхавшийся Лёшка Балашов.

Не теряя слов, он прислоняет к столу ружьё, высыпает на пол содержимое своего мешка и отходит в сторонку.

На полу, блестя натёртыми боками, лежат алюминиевая кастрюлька, чайник, армейский котелок. Тут же — пятнадцать коробков со спичками, две стеариновые свечки, здоровенный кусок хозяйственного мыла.

— Молодец, Лёша, — хвалит Митрич. — Умно к походу изготовился.

В это время он замечает на полу какой-то несуразный узелок.

— А это что?

— Кости.

— Кости?!

— Для Стрелки, — поясняет Лёшка. — Я её к калитке привязал.

В сенях слышится неясный шум? Ванька Косой сначала вталкивает в горенку Губкина, а потом, что-то бормоча, появляется сам.

— Вот, — говорит он, кивая на Мишку, — его мать отпустила, а он идти не хочет.

— Это почему же? — спрашивает Митрич.

Мишка исподлобья осматривает всех и хмуро говорит:

— У меня лёгкие застуженные. Тиф у меня.

— Балаболка ты, вот и вся твоя болезнь! — мрачно усмехается Ванька Косой. — Я тебя сколько лет знаю — никакого тифа у тебя нет и никаких лёгких!

— За чужой щекой зуб не болит! — бурчит Мишка. — Раз пришёл, значит со всеми и пойду. Не цепляйся.

— Как же не цепляться? — удивляется Ванька Косой. — Ты же пустой пришёл, как выпростанное ведро. Что мы с тобой делать будем в походе-то?

— А я и не навязываюсь! — огрызается Мишка и делает вид, будто собирается уходить.

— Погоди, — удерживает его Митрич. — Придумаем что-нибудь.

Ванька Косой развязывает свой мешок, быстро достаёт из него всякое имущество.

— Это — ведёрко цинковое. Воду черпать и чай варить можно. Мишка его потащит. Очень от тифа помогает.

Губкин что-то обиженно шепчет себе под нос.

— Ты чего вякаешь?

— Мы по Клятве все — равные. А он смеётся, Митрич…

— Вот и потащишь ведро, как равный, — охотно соглашается Ванька.

— Ну, а теперь глядите, что я припас, — говорит Митрич, и на его привядшем лице появляется выражение плохо запрятанного мальчишеского торжества.

Старик выносит из сеней настоящий солдатский мешок — «сидор», развязывает тесёмку и достаёт из него какие-то мешочки, свёрточки, коробочки.

— Здесь, — сообщает Митрич, похлопывая по толстенькому мешочку, — здесь у нас пшенная крупа, а здесь, — старик берёт другой мешочек, — гречка. В этом свёртке — холодное мясо. Есть запас соли, перца, лука. Чесноку с десяток головок.

Митрич укладывает мешочки в «сидор» и достаёт новые.

— Вот эти не промокнут. В них — сахар, соль, сухари, чаю немножко. А в банке — коровье масло.

Митрич снова идёт в сени и приносит зелёную солдатскую палатку.

— А ты ещё идти не хотел! — мирно говорит Ванька Косой Губкину.

— Ну, ладно, подсчитали своё богатство — давайте в путь собираться, — распоряжается Митрич.

— Давайте! — соглашается «тифозный» Мишка.

Старик быстро выпрастывает мешки и начинает заново раскладывать в них походное имущество.

— Чтоб всем груза поровну досталось.

Мишке Губкину Митрич приносит из кладовки небольшой мешочек.

— Теперь все сядьте, — просит старик. — Прочти свой Приказ, Великий Брат Алексей Балашов.

Лёшка достаёт из кармана бумажку и громко читает её.

Приказывается тебе, Балашов, завтра к утру приготовиться к походу в Страну Разгаданных Чудес. Пойдём по Боевой Тропе. Поход будет три дня. Возьми ружьё, патроны, посуду для варки пищи и ещё что нужно. Явись в избу Кузьмы Морозова в шесть часов утра».

— Другие Приказы можно не читать, — говорит Митрич. — Там только припас иной, а всё остальное — то же. Теперь я вам скажу, куда и зачем мы пойдём.

Великие Братья сидят молча, боясь потерять хоть одно слово, и только тихо покашливают от волнения.

— Всё ли понятно? — спрашивает Митрич, кончив объяснения.

— Всё! — кричит взъерошенный Сашок, хотя он понял далеко не всё, а только то, что три дня Племя будет жить в лесу и в поле, разгадывать чудеса, какие встретятся на Боевой Тропе, варить еду на костре и спать под настоящей солдатской палаткой.

Старик проверяет, хорошо ли подогнаны лямки, не трут ли спину мешки, по мерке ли обувь. Потом весело командует:

— Выходи строиться.

На завалинке, у избы Митрича, сидит дед Терентий. Оглядев снаряжённое Племя, он грустно улыбается и говорит:

— Старые кости приехали в гости. Не возьмешь ли и меня, Кузьма?

Сашок сразу краснеет от волнения за дедушку и с тревогой ждёт ответа Митрича.

— Отчего же не взять? Иди, Терентий Лукич. Только путь неблизкий. Не обезножишь?

— Обезножу, — соглашается дед Терентий. — Годы не те. Жил с локоть, а жить с ноготь… А пошёл бы я с вами, Кузьма Митрич. Доброе, весёлое дело задумал ты. Идите с богом!

Лёшка отвязывает Стрелку от калитки, даёт ей мешочек с костями: пусть все видят, как она поноску таскает. Сашок поудобнее прилаживает садок с голубями, и всё Племя степенным шагом отправляется в путь.

В полдень Племя делает первый привал на склоне небольшого ущелья, поросшего редким лесом.

Берёзы стоят уже совсем зелёные. В полном наряде крыжовник.

Где-то неподалеку кукует кукушка-самец. Ему весело отвечает самочка: «Кли-кли-кли! Кли-кли-кли!».

В горах в это время ещё прохладно, и Великие Братья, по команде Митрича, бросаются собирать валёжник. Стрелка с громким лаем носится между мальчишками, тыкается мокрым носом им в руки и всячески выражает свою радость: «Ну, вот люди и догадались пожить на свободе!».