Николай Дружинин - Жила-была девочка…

А сама уже выскочила из-за куста крыжовника и летела напрямик, по грядкам, взбивая ногами платье и возбужденно сверкая черными глазами.

— Кто спрашивает?

— Такой… длинный. Городской, видать… В кедах, джинсах и вообще…

А долговязый Гошка уже шел по саду, издали улыбаясь Юльке.

— Какая ты! — восхищенно сказал он, рассматривая Юльку.

— Какая? — покраснела Юлька.

— Красавица — вот какая! — брякнула Люська.

Юлька, пунцовея от Люськиной похвалы и ласкающе-смущенного взгляда Гошки, улыбаясь, подала Гошке руку.

— Вот, приехал, — сказал Гошка. — Ну и как ты тут?

— Я тут хорошо!

И вдруг задохнулась. «Хорошо… А потом?» — мелькнула мысль. Не было еще у нее в жизни, чтобы было одно только «хорошо». И ничего этого Гошка не знает, а надо, чтобы знал…

Посуровела Юлька, как перед прыжком в холодную воду, глубоко вздохнула и сказала Люське:

— Иди, Люська, гуляй, нам поговорить надо.

— А я что? Мешаю? Да? — оскорбилась Люська.

— Мешаешь.

— Ну ладно…

И ушла. А Юлька с Гошкой сели на траву под яблоней.

— Трудно мне, Гоша, — вздохнула Юлька. — Только ты выслушай сначала, мне тебе многое сказать надо.

И заговорила. Обо всем том, что всегда таила от людей, чего не сказала даже милиционерам. Говорила, не таясь, не скрывая, не боясь быть неверно понятой или осужденной. Даже о тех трудных мыслях, что мучили ее эти дни.

— Ну почему ты молчала, Юлька? Почему? Неужели бы мы не помогли? — Всегда стеснительный Гошка смотрел осуждающе.

— Стыдно мне было, — призналась Юлька. — Так стыдно! Станут девчонки между собой говорить и обязательно кто-нибудь своим отцом или матерью похвалится. А что я могла сказать? Теперь я понимаю, а тогда… Я же всю жизнь боялась.

Гошка только вздохнул.

— Одному всегда страшно. Нельзя быть одной, Юлька.

— Теперь я знаю, — ответила Юлька. — И давай больше не будем об этом?

— Не будем, — согласился Гошка. — А эту девочку Люську сюда позовем. Ладно?

— А я тута, — сказала Люська из крыжовника.

— Подслушивала?

— Не-а. Я ухи заткнула.

— Ну иди сюда, ухи.

В соседнем саду раздался треск, огромный яблоневый сук стремительно качнулся к земле, и с него кубарем полетел Сережка.

— Аг-га! — завопила Люська радостно. — Так и надо, так и надо! Не будешь подглядывать. Не будешь подсматривать!

— Сережка, — чуть краснея, сказала Юлька.

Сережку она видела часто, но разговаривала с ним один только раз, вскоре после приезда. От Люськи она уже знала, что Сережка — мастер на все руки, его телевизионные антенны стоят чуть ли не на каждом доме. И была поэтому уверена, что он умный, много знающий парень. А Сережка с удовольствием начал рассказывать ей о том, сколько он уже заработал на этих антеннах и сколько заработает еще. И когда она спросила его, кем он думает стать, Сережка уверенно ответил:

— Лесником.

— Почему? — удивилась Юлька. Она была уверена, что Сережка мечтает стать инженером. — Ты же умеешь делать антенны…

— Ну и что? — пожал плечами Сережка. — Я сам по себе хочу. А антенны — это так, мелочь. Вот сделаю для всей деревни, а дальше что? А у лесника — лес. А лес каждому нужен, только давай…

И Юлька потеряла к нему всякий интерес.

Но сейчас, когда рядом был Гошка, ей почему-то захотелось показать Сережке своего друга. И она предложила: «Давай и его позовем? Он, правда…» Она хотела сказать «странный» или «чудной», но такие слова никак не подходили к Сережкиной характеристике, и Юлька не закончила фразу.

Но Гошка понял ее.

— Ладно, — кивнул он. — Зови.

Сережка подошел сразу. Окинул взглядом компанию, чуть дольше, чем надо, задержал на Гошке пристальный, оценивающий взгляд, потом подал ему руку. И сел на траву рядом с насторожившейся, чуть отодвинувшейся в сторону Люськой.

«Зря позвала», — поняла Юлька и, чтобы не дать затянуться паузе, сказала:

— Ребята, пойдемте на речку. Вода сейчас — как парное молоко.

— Идея, — торопливо согласился Гошка. — А то я за дорогу так пыли наглотался… Я же на попутной добирался, на автобус опоздал.

— Вы идите, а я вас сейчас догоню, — попросила Юлька ребят. — Я быстро. Люська, пойдем!

— А ты по делам или еще зачем? — спросил Сережка, когда ребята уже шли к реке.

— По делам, — кивнул Гошка.

Сережка долго молчал и лишь уже на половине пути сердито сказал:

— По делам… Какие-такие у тебя тут дела?

Гошка промолчал, и к реке они спустились, не разговаривая. Сережка первым бултыхнулся в кажущуюся черной в предзакатный час воду, саженками поплыл на середину. За ним прыгнул Гошка.

Вода была теплая, ласковая, она тихонько журчала под руками, темными волнами разбегалась от шеи и плеч. Гошка отплыл метров десять от берега, пошел по течению, чувствуя, как приятной бодростью наливается остывающее в воде тело. А когда повернул назад, увидел: на невысоком речном обрыве стояла Юлька.

— Чего стоишь, давай к нам.

Юлька вошла в воду осторожно, изгибаясь в талии и балансируя тонкими, разбросанными в стороны руками. Несмело окунаясь, присела, поплыла.

Там, на обрыве, в лучах заходящего солнца, Гошка не видел выражения ее лица. Теперь увидел. Юлька плыла и улыбалась. «Хорошо ей», — подумал он, подплывая.

— Слушай, — обратилась Юлька к нему. — А ты так и не сказал, зачем приехал.

— За тобой.

— Вот тебе раз! — засмеялась Юлька. — А если я…

— Так-то вы! — раздался с берега Люськин голос. — Так-то вы? И подождать не захотели? Запомним это!

Кричала, а сама торопливо сдернула через голову платье, бесшабашно размахивая руками, кинулась к воде и упала с размаху в реку, подняв каскад брызг. И поплыла, широко раскрыв рот, испуганно округлив глаза, по-собачьи хлопая по воде руками. Подплыла, похвалилась:

— Видели, как плаваю? Это я… Батерпляем. А еще умею… Забыла, как называется. Это вот таким макаром…

И так зашлепала руками и ногами по воде, что Юлька, оберегая волосы, торопливо кинулась в сторону, а Сережка весело предупредил:

— Осторожно, братцы, колун плывет.

Купались недолго. Первыми вышли из воды девчонки, забрав платья, ушли в кусты переодеваться.

— А Гошка не то, что этот Сережка, — уважительно сообщила Люська, торопливо стаскивая с себя мокрый купальник.

— Лучше? — улыбнулась Юлька.

— Само собой. Такой… обходительный. Уже сколько тут, а ни одного обидного словечка не сказал.

— Да он только что приехал.

— Мало тебе? — заспорила Люська. — Мы вот и купались-то всего ничего, а Сережка меня колуном обозвал.

Возле крыльца тети Поли Сережка сдержанно попрощался, не оглядываясь, пошагал к своему дому. И Юльке почему-то стало его жаль.

— И где это вы пропадаете? — закричала тетя Поля, появляясь на крыльце. — На столе все стоит, стынет, а они и не думают себе. Скорее, голубчики, скорее. Давно пора ужинать, проголодались, поди. И ты, паренек, как тебя там? Гоша, что ли? Иди, иди, не стесняйся.