Николай Дружинин - Жила-была девочка…

— Ну это форма…

— Эх, отец, — перебила Алевтина Васильевна. — Не все-то ты разглядел. Форма формой, а вот что она из этой формы выросла давно… А кроме формы, что ты на ней видел?

— Платье, кажется, — пожал плечами Александр Сергеевич. Подумал, нахмурился. — Да! Взрослая почти девочка… Слушай! А что, если ей платье подарить? Наташкины ей сейчас как раз впору будут.

— Не возьмет.

— Почему не возьмет?

— Ну — мужики! — снова возмутилась Алевтина Васильевна. — Смотрят, смотрят, а разглядеть не могут… Сам же сказал, что гордая она. Сразу поймет, что мы ей вроде как милостыню это ношеное платье даем. Не-ет, не возьмет. Обидим только.

— Купи новое. Не обязательно ведь дорогое…

— Не все так просто, отец, — вздохнула Алевтина Васильевна. — Будь бы день рождения у нее или еще что, а так… — Она с сомнением покачала головой. — Подарком ведь тоже обидеть можно… И как обидеть!

— А ты придумай что-нибудь! Где же ваша хваленая хитрость женская?

— Да разве в платье дело?

Александр Сергеевич прошелся по комнате, потом остановился посредине, молча посмотрел на жену. Осторожно сказал:

— Ну я понимаю, платье — мелочь. Но надо же с чего-то…

Алевтина Васильевна благодарно улыбнулась мужу. Пусть не так, неумело, даже неуклюже, но все же поддержал ее, одобрил ее действия. Значит, тронулся все-таки лед, сдвинулся с места, невольно сузив ту маленькую трещинку, что появилась между ними за последнее время.

Чувствовал эту трещину и Александр Сергеевич. И если судьба жившей рядом с ними девочки его сначала не очень-то волновала, то усложнившиеся отношения с женой обеспокоили всерьез. Они всегда жили дружно, воспитали и вывели в люди дочерей, и он в душе гордился благополучием своей семьи, хотя и признавал, что во всем этом заслуга жены ничуть не меньше, чем его собственная. И сейчас, еще не разделяя целиком волнений и озабоченности жены по поводу неприятностей у соседей, он уже знал, что давний мир в своей семье он может сохранить лишь в том случае, если поддержит жену и поможет ей. И как человек, все делающий основательно и добросовестно, действительно думал, как и в чем ей помочь. Однако первая же попытка оказалась неудачной. «Ну купит Аля платье, а что от этого изменится? — думал Александр Сергеевич, расхаживая по комнате. — И денег дать — тоже бесполезно».

Больше пока ничего хорошего в голову не шло. И тогда, чтобы еще раз доказать жене, что он вместе с ней, сказал:

— А платье купи. Все радость для нее…

— Хорошо, — кивнула Алевтина Васильевна рассеянно.

В ушах ее все еще звучал обреченно-беспомощный плач Юльки в темноте лестничной площадки. И не было пока рядом человека, который до конца бы понял и разделил ее озабоченность.

И все же был союзник у Алевтины Васильевны, только ничего она о нем не знала.

Не первый год работала в школе Наталья Федоровна и давно поняла, что без веских на то причин неуспевающих учеников не бывает. Не раз уже приходилось ей распутывать сложные житейские узлы в поисках этих самых причин. А вот с Юлькой вышла у нее осечка. Виноватой в этом была и она сама, и то, что класс она приняла новый, требующий особого внимания, и то, что новой была в школе и Юлька. Усложнило дело и поведение самой Юльки: девочка отмалчивалась или обещала учиться лучше, иногда плакала. И лишь поняв, что так она ничего не добьется, Наталья Федоровна отправилась к Юльке на дом.

Это первое посещение ничего не дало классной руководительнице. Мать Юльки была на этот раз трезвой, учительницу выслушала и обещала принять меры.

Два других посещения после того, как дела Юльки в школе не поправились, тоже ничего не изменили. Один раз родительницы не оказалось дома, а в другой раз она была настолько пьяна, что даже не слышала, как Юлька, дрожа от испуга и запинаясь, уверяла Наталью Федоровну, что мать очень поздно приходит с работы.

На следующий день Наталья Федоровна отправилась в магазин, где работала мать Юльки. И снова равнодушно смотрящая на нее женщина обещала принять меры. К тому же беседу прервали на середине.

— Не время, не время, — не очень-то вежливо заметила Наталье Федоровне директор магазина. — Понимаю, что вы из школы… Но у нас свой план, а у вас — свой. Так что — после работы…

И увела за собой Юлькину мать.

А время шло. И поняв, что ни по вызову, ни на родительское собрание мать Юльки не явится, в конце второй четверти снова отправилась к ней Наталья Федоровна. И только на этот раз до конца стало ей ясно, в чем дело.

Было утро воскресного дня. Катерина Смирнова только что встала. После вчерашней тяжелой попойки в ней жила лишь одна мысль — скорее опохмелиться. И в эту минуту вошла, Наталья Федоровна.

— Ты чего ходишь? — встретила ее Катерина. — Тебе что тут нужно?

— Я по поводу вашей дочери Юли… — растерянно начала Наталья Федоровна.

— Учится плохо? — вспомнила Юлькина мать. — А ты зачем? Учи! Тебе за это деньги платят.

Всякое видела Наталья Федоровна, но такое случилось с ней впервые. Перед ней сидела пьяная, полуодетая женщина и говорила такое, что лицо пожилой учительницы то заливала краска стыда за эту женщину, то оно бледнело от сдерживаемого гнева..

— Жаловаться пришла! — гремела Юлькина мать. — Тебе что? Делать дома нечего? Ишь, мяса сколько нажрала, телеса отпустила… Ученая! А сама ко мне советоваться пришла. Ха-ха-ха! Ну я тебе скажу!

В это мгновение откуда-то выскочила Юлька, схватила учительницу за руку и потащила к двери. И уже на лестничной площадке, запахивая полы не застегнутого в спешке халатика, заговорила сбивчиво и торопливо:

— Уходите! Я все сама… Я скажу… Я приду. Только, пожалуйста, пожалуйста, уходите.

И такая мольба была в дрожащем голосе девочки, столько отчаяния во взгляде, что Наталья Федоровна подчинилась.

А в понедельник Юлька сама осталась в классе после уроков. Наталья Федоровна была уверена, что девочка расплачется, будет снова обещать или о чем-то просить. Но Юлька не заплакала. Тихо, с долгими паузами, глядя в угол, рассказывала она о своей нелегкой жизни, ни о чем для себя не прося и ничего не обещая. Только под конец сказала:

— Вы на маму не сердитесь. Я в книжке одной читала, что болезнь это. Ее бы полечить…

— Пойдем к директору, — предложила Наталья Федоровна.

— Нет! — твердо сказала Юлька.

— Но почему? Расскажешь ему…

— Нет!

— Но мне же рассказала…

— Вам — можно. А он — нет, он не поймет.

И не пошла. А Наталья Федоровна не раз потом вспоминала эту Юлькину фразу. Директор Наталью Федоровну действительно не понял. Когда она передала ему содержание беседы с Юлькой, вздохнул и сказал:

— Вы-то чего собственно волнуетесь? Сами говорите, что девочка хорошая. Значит, школа сумела ей дать основные принципы нашей морали. Чего же вы еще хотите? Учится слабо? А у вас что, все остальные — отличники? По каким предметам у нее двойки? — выслушав, снова вздохнул. — Хорошо, я поговорю с преподавателями, чтобы исправили. А этой вашей… Смирнова, что ли? Так вот, посоветуйте ей после восьмого класса в техникум пойти.