Алексей Леонов - Лёнькин букварь

В день начала копки картофеля мы еле поспевали от школы до дома за большими ребятами. От Гайка шли не круговой дорогой, а наискосок, где по зеленям уже была протоптана тропинка. Мы с Мишкой дома побросали сумки, взяли соли, огурцов, по горбушке хлеба и направились печь картошку.

От колхозной риги было видно всё картофельное поле. Ближе к деревне оно было тёмно-коричневым, а там, где распахано, — чёрным. По чёрному одна за другой лошади тянули сохи, мелькал народ и дымил костёр. Он горел далеко от распаханного, у старой дороги, где ещё не копалась картошка. У костра мелькали мальчишки с девчонками, не ходившие в школу.

Мы прошли по канаве, набрали сушняку, у сада свернули на луг, прошли мимо провальных ям (их образовали подземные воды) и вышли на второй склон луга к костру. Маленькие уписывали картошку. У каждого была своя кучка испечённой. У меня потекли слюнки, так аппетитно они объедались, были все в саже и земле. Шурка Беленький дал мне из своей доли среднюю картофелину. Лёнька позволил выбрать любую. Я быстро наелся. Большие ребята разрыли золу, отобрали спёкшуюся картошку, добавили сырой и развели большой огонь.

Скоро все мы стали похожи на чертенят, только что рожек не было. Мы ели картофелину за картофелиной, оставляли и для старших, чтобы нас не прогнали от костра.

Вечером дома мы пили только молоко. И так каждый день, пока не кончалось картофельное поле. Потом, когда нападала тоска о печённой в костре картошке, мы набирали своей, уходили в лес или сад, где уже не было яблок, пустовал шалаш сторожа, разводили огонь и пекли картошку.

Колька Столыпин, наевшись в первый день печёной картошки, в школу на следующий день не пошёл. Я перестал бегать за ребятами, ждал их дома: они проходили мимо нас. Его с нами не было.

— Не пошёл, — сказал Васька. — У него голова заболела.

Учитель спросил у меня, почему нет в классе Машкова, это Кольки Столыпина. Я ответил учителю:

— Я не заходил за ним. Васька заходил. Он знает.

Васька встал и принялся рассказывать:

— Мы, это. Зашли к ним, это. У них дыму! Он на печке, а голова висит внизу. Я сказал, это…

— Ты сказал не «это», — перебил Сергей Ильич Ваську. — Отвечай, что ты ему сказал.

— Я сказал ему, это…

Учитель ударил линейкой по столу.

— Я ему, это, — повторил Васька.

В третьем классе засмеялись, захихикали и мы с Колькой Грихиным. Сергей Ильич прошёлся с линейкой перед третьим классом, вернулся к нам:

— Так что ты ему сказал?

— Это, — Васька почесал за ухом и замолчал.

— А он тебе что ответил? — покраснев от гнева, спросил учитель.

— А он мне ответил, это…

— А он тебе ответил, это? — Сергей Ильич улыбнулся. За его улыбкой взорвался смехом весь третий класс и засмеялись мы.

Рассмешил Васька и моих соседок. Они были взрослее нас, и смеялись так громко, что покрывали наш смех.

В перемену Ваську разозлили, всё приставали к нему с «это». Он подрался с Алёшкой Никоноровым из Глотова, победил его, и больше к нему не лезли. Меня Колька Грихин в большую перемену позвал к себе домой. Он хотел наскоро схватить кусок мяса с хлебом, но его мать посадила нас обедать. Из-за этого мы опоздали на урок.

У школы никого не было, стояла тишина. У двери в класс потолкались, кому входить первому. Колька растворил дверь и вошёл. Я направился за ним следом. В классе, увидев нас, все замерли. Мы сели на свои места и стали озираться, что это все на нас так пристально смотрят, будто впервые видят.

— Грихин и Леонов, встаньте, — сказал Сергей Ильич.

Мы встали. Я посмотрел на соседа. Оказалось, что он чуть-чуть повыше меня.

— Вы почему опоздали? — спросил учитель, держа в руках линейку.

— Мы, это, — сказал Колька.

— Прекратить! — закричал Сергей Ильич и затопал ногами. — В угол! На весь день в угол!

Мы перешли в угол, встали рядом. Некоторые сияли от удовольствия, что мы, хорошие ученики, стоим в углу, а они — плохие — сидят за партами. Я исподлобья смотрел на них, увидал их в лицо каждого впервые. Показались они мне похожими на поросят. Я дёрнул Кольку за рукав, когда Сергей Ильич занимался с третьим классом, сказал ему. Колька показал ребятам хрюшку, придавив пальцем нос и тихонько хрюкнул. Машка Хромова грохнула, и Сергей Ильич разом оказался у наших парт:

— Хромова, в чём дело?

— А он хрюкает, — ответила Машка.

— Кто «он» хрюкал?

— А он, с коноплюхами какой. Стоял, стоял и хрюкнул.

— Садитесь на места, — сказал нам Сергей Ильич. — Дома расскажете родителям о своих проступках. Поняли?

— Поняли, — дружно ответили мы и сели за стол.

— Леонов, ты вечером зайдёшь к Машкову и узнаешь про «это», — Сергей Ильич улыбнулся. — Узнаешь, почему он не был в школе, скажешь завтра мне.

— А я знаю, почему он не пошёл, — сказал я. — Васька говорил, у Кольки голова заболела.

— Васька говорил тебе всё же? — спросил учитель. — А чего же ты, Васька, кроме «этого» ничего мне не сказал?

— Я, это, — принялся оправдываться Васька…

Когда мы пришли к картофельному полю, Колька Столыпин был чернее трубочиста. Он ел печёную картошку. Васька учинил ему допрос, болела у него голова или не болела.

— Болела. Утром.

— А теперь не болит?

— Перестала.

— Перестала? А завтра опять заболит?

— Завтра заболит. От дыма. И послезавтра заболит…

— А что учителю я скажу? — спросил Васька.

— Скажи, это… — Колька задумался было, но тут же и получил от Васьки за «это» что полагается. — Ты, это… — Он ещё получил. — Не дерись. Я что тебе сделал?

— Будешь знать, — ответил Васька.

— Не связывайся с ним, — сказал я Ваське. — Он же ничего не знает. Он не был в школе.

На лугу показались с дровами большие ребята. Колька закричал:

— А я Шурке своему скажу, что ты дрался. Будешь знать.

— Попробуй сказать — каждый день будешь от нас получать. Понял? — припугнул я Кольку.

— А что он? Я трогал его?

Колькин брат был сильным, правда, недрачливым, но за брата меньшого он мог отвесить подзатыльник.

— Ты сам дразниться первый начал, — сказал Васька. — Я от Сергея Ильича за тебя линейкой получил, — соврал он.

— Не за меня. Я дома был.

Я отозвал Кольку и сказал ему шёпотом:

— Ты не говори Шурке. Я вечером тебе сала кусок дам.

— С хлебом только, — стал торговаться Столыпин. — И два яйца ещё.

— Ладно, — согласился я и избавил Ваську от лишних переживаний.

Утром я зашёл к Машковым. Опять у них только растапливалась печь. Колькина голова из дыма свисала с печи. Увидев меня, он застонал и пополз с печки вниз головой. Он опёрся руками на нары и свалился мешком на перетёртую солому, с нар сполз на землю и потопал на улицу.

— Ты в школу пойдёшь? — спросил я. — Сергей Ильич велел узнать.

— Не, не пойду, — ответил на ходу Колька. — У меня живот болит.