Джоанн Роулинг - Гарри Поттер и Принц-полукровка ( перевод Народный)

— Эрмиона, — поспешно похлопал он по плечу подругу, — большое тебе спасибо, но мне пора бежать, иначе опоздаю к Дамблдору…

В ответ та лишь устало вычеркнула из его работы несколько неудачных предложений. Усмехнувшись, Гарри торопливо выскочил через портретный ход и понёсся к директорскому кабинету. Горгулья при упоминании глазированных эклеров отскочила в сторону. Перепрыгивая через ступеньки, юноша буквально взлетел по винтовой лестнице и постучался в тот самый момент, когда часы пробили восемь.

— Войдите, — пригласил Дамблдор, но только Гарри протянул руку, чтобы открыть дверь, как та распахнулась. На пороге стояла профессор Трелони.

— Ага! — вскричала она, драматично указывая на Гарри и сверкая глазами, увеличенными стёклами очков. — Так вот какова причина, по которой меня столь бесцеремонно вышвыривают из этого кабинета, Дамблдор!

— Сивилла, дорогая, — слегка раздражённо отозвался директор, — никто не говорит о бесцеремонном вышвыривании вас откуда бы то ни было, но Гарри назначено, и я в самом деле считаю, что мы уже всё обсудили…

— Очень хорошо, — оскорблённым тоном заявила профессор Трелони. — Если вы не собираетесь избавляться от этого жеребца-узурпатора, что ж, быть посему… Возможно, мне пора искать школу, где мои таланты будут оценены по достоинству.

Преподавательница Прорицания отпихнула Гарри и удалилась по спиральной лестнице; было слышно, как она споткнулась на полпути, видимо, запутавшись в своих свисающих шалях.

— Гарри, пожалуйста, закрой дверь и присядь, — устало попросил Дамблдор.

Юноша повиновался. Усаживаясь на обычное место перед столом директора, он обратил внимание, что между ними снова стоит думоотвод, а также две маленькие хрустальные бутылочки, наполненные вихрящимися воспоминаниями.

— Профессор Трелони всё ещё переживает из-за Флоренца? — спросил Гарри.

— Да. Прорицание приносит куда больше неприятностей, нежели можно было предвидеть никогда не занимаясь этим предметом самолично. У меня нет возможности просить ни Флоренца вернуться в лес — его ведь изгнали оттуда, — ни Сивиллу Трелони уйти. Между нами, она даже не представляет, какая опасность грозит ей за пределами замка. Понимаешь, профессор не знает — и я считаю неразумным посвящать её, — что она сделала предсказание о тебе и Волдеморте.

Директор глубоко вздохнул и продолжил:

— Не забивай голову моими кадровыми проблемами. Нам надо обсудить гораздо более важные вопросы. Первое. Ты справился с задачей, которую я поставил перед тобой в конце прошлого урока?

— А… — начал Гарри и осёкся. Со всеми этими уроками телепортации и квиддитчем, отравлением Рона и собственной травмой, а также стремлением выяснить, что затевает Драко Малфой, он почти забыл о поручении Дамблдора добыть воспоминание. — Ну, я спросил профессора Хорохорна об этом как-то после Алхимии, сэр, но он… э-э-э… отказался говорить на эту тему.

На некоторое время в комнате повисла тишина.

— Понятно, — в конце концов произнёс Дамблдор, пристально разглядывая юношу поверх своих очков-полумесяцев, отчего Гарри ощутил себя, как под рентгеном. — Значит, ты считаешь, что приложил все силы к выполнению задания? Проявил всю возможную изобретательность? Исчерпал все свои хитрости?

— Ну, — Гарри замолк, не представляя, что сказать дальше. Единственная попытка получить воспоминание вдруг показалась ему постыдно жалкой. — Ну… в тот день, когда Рон проглотил по ошибке любовное зелье, я повёл его к профессору Хорохорну. Думал, если приведу профессора в достаточно хорошее настроение…

— Сработало? — поинтересовался директор.

— Не очень, сэр, потому что Рон отравился…

— И, естественно, ты забыл о воспоминании, пока твой друг был в опасности. Другого я от тебя и не ожидал. Однако надеялся, что ты вернёшься к решению поставленной задачи сразу, как убедишься в безопасности мистера Висли. Я полагал, что достаточно ясно объяснил её важность. Более того, сделал всё от меня зависящее, чтобы внушить тебе — это самое решающее воспоминание из всех и без него мы только впустую потратим время.

Чувство стыда, горячее и острое, накрыло Гарри с головой. Дамблдор не повышал тона, его голос даже не был сердитым, но лучше бы он кричал — это холодное разочарование оказалось хуже всего.

— Сэр, — начал он с ноткой отчаяния, — не думайте, будто я не старался или что-то в этом роде… просто у меня были другие… другие дела…

— Другие дела на уме, — закончил за него директор. — Я понял.

И опять между ними повисла тишина. Ещё никогда наедине с Дамблдором Гарри не испытывал такой неловкости; казалось, тишина всё длится и длится, лишь временами прерываемая негромким хрюкающим храпом Армандо Диппета с портрета над головой директора. Юноша ощущал себя странно маленьким, словно усох с момента прихода в кабинет. И он заговорил, не в состоянии больше этого выносить:

— Профессор Дамблдор, прошу, простите меня. Я должен был добиться большего… должен был понять, что вы бы не поручили мне это дело, если бы оно не было по-настоящему важно.

— Благодарю за сказанное, Гарри, — тихо произнёс директор. — Могу ли я надеяться, что теперь данное задание станет для тебя самым важным? От наших последующих встреч будет мало толку без этого воспоминания.

— Сэр, я всё сделаю, я получу его у профессора, — искренне пообещал Гарри.

— Тогда сейчас мы больше не будем обсуждать эту тему, — более доброжелательно сказал Дамблдор, — а продолжим наше повествование с того места, где остановились. Ты помнишь, где именно?

— Да, сэр, — быстро ответил Гарри. — Волдеморт убил своего отца и дедушку с бабушкой, обставив всё так, будто убийства совершил его дядя Морфин. Потом вернулся в Хогвартс и спросил… спросил профессора Хорохорна о хоркруксах, — пристыженно пробормотал он.

— Очень хорошо. Надеюсь, ты помнишь, как ещё в самом начале наших встреч я говорил, что рано или поздно нам придётся вступить в область догадок и предположений?

— Да, сэр.

— Полагаю, ты согласишься — до сего момента я представлял достаточно надёжные источники сведений, служившие мне основанием для выводов о деяниях Волдеморта вплоть до семнадцати лет?

Юноша кивнул.

— Но потом, Гарри, — продолжил Дамблдор, — всё становится ещё более мрачным и странным. Если и о малолетнем Томе Ребусе разыскать свидетельские показания было непросто, то уж готовых вспомнить о взрослых годах Волдеморта найти почти невозможно. По правде говоря, сомневаюсь, есть ли вообще хоть одна живая душа, кроме него самого, способная дать нам полное представление о его жизни после окончания Хогвартса. Однако у меня всё же есть последние два воспоминания, и я бы хотел поделиться ими с тобой, — директор указал на маленькие хрустальные бутылочки, поблёскивающие рядом с думоотводом. — А потом буду рад услышать твоё мнение, насколько достоверными кажутся мои заключения, сделанные на их основе.