Анка Штурм - Поезд ночных теней [litres]

Замечание по поводу порчи имущества Флинн Нахтигаль получила от администрации школы неправомерно. Каким образом эта девочка могла создать взрывную волну, которая срывает двери с петель и сжигает их?

По зрелом размышлении (при участии всех членов консилиума, экспертов по миространникам, а также таурина) центральное бюро Всемирного экспресса пришло к заключению, что эта сожжённая снятая с петель дверь не случайность. Никаких сомнений: Флинн Нахтигаль призвала миространника Тидерия и попросила его о помощи. Как она это сделала, никто из нас объяснить не в силах.

Миространники являются исключительно с целью отбора учеников. Вызвать миространника одной силой воли не может никто. Никто, кроме Флинн Нахтигаль».

Флинн не сводила глаз с этих слов. Они шли по странице слегка вкривь: напечатанные чёрным цветом на пишущей машинке слова, открывающие нечто важное. Именно поэтому Кёрли так внимательно читал её личное дело. Потому что того, о чём там написано, просто не могло быть: будто Флинн кликнула Тидерия словно обычного домашнего питомца.

– Это невозможно, – тихо повторила Флинн. – Просто невозможно.

Возвращая папку на полку и собирая латунные буквы на столе в слова «Что происходило до сих пор», она прислушивалась к себе. Она разглядывала свои руки, будто они способны на что-то большее, чем корявый почерк. Она прислушивалась к собственному голосу, словно он звучал как-то по-особенному. Но ничего особенного в нём не было. Она не ощущала никакой особой связи с Тидерием. Она даже тигриком себя не ощущала. Говоря по правде, она и павлином-то себя ощущала лишь с большой натяжкой.

До ужина Флинн помогала Касиму убирать учительскую. Мысль о том, что она в состоянии призывать Тидерия, висела над ними подобно паутине. Она чувствовала, что Касим то и дело поглядывает на неё с любопытством, и представлялась самой себе какой-то инопланетянкой.

Пегс, похоже, видела ситуацию по-другому. Когда Флинн в семь часов в столовой рассказала ей о содержании своего личного дела, она пришла в восторг и сразу после ужина утащила Флинн и Касима в их купе. Там она вытащила из-под шкафа цилиндр с долгосрочными пари и вместе с Касимом рассортировала узкие полоски бумаги. Они выглядели как бумажки с предсказаниями, которые запекают в печенье счастья, и написано там было, например:

«Первый год, февраль: Пегс Хафельман спорит, что Касим не перейдёт в следующий класс и навсегда останется павчонком. Ставка: 3 ролинга».

Или:

«Первый год, август: Пегс Хафельман спорит, что до конца года обзаведётся лучшей подругой, с которой сможет жить в одном купе и делиться всеми желаниями и тайнами. Ставка: 1 ролинг».

Пегс с довольным видом взглянула на листок.

– Это пари я выиграла, – сказала она, сияющими глазами глядя на Флинн, словно та была исполнением всех её желаний. – У меня ещё никогда не было закадычной подруги!

Флинн неуверенно улыбнулась. То, что у неё появились друзья, ей тоже до сих пор казалось чем-то новым и удивительным.

Они сидели втроём у них в купе и читали подряд все пари, которые Пегс собрала с начала года. Их оказалось на удивление много. Под ними стучали колёса, поднимался и опускался покрытый пушистым ковром пол. Предостерегающее мигание ночников на столе угасло до слабого мерцания, и впервые за много часов Флинн чувствовала не только напряжение, но и уют. Она грызла «злодейскую бумагу» в виде мистера Хайда и потягивала крем-соду. Касим стянул три бутылки из чайного бара. Что-то буркнув себе под нос, он прочёл пари, которое, очевидно, несколько месяцев назад нацарапал на оборотной стороне какой-то старой рахенснафовской обёртки:

«Первый год, середина мая: Касим спорит, что мадам Флорет по ночам тайно превращается в монстра и как трюфельная свинья обыскивает поезд в поисках сладостей. Ставка: 5 ролингов, 3 шарика-«бюрократа».

Касим с виноватым лицом смял бумажку с пари.

– А что мы, собственно, ищем? – спросил он, отхлебнув из своей бутылки крем-соды.

Пегс, хихикая в радостном предвкушении, развернула записку, которая выглядела относительно новой, и прочла вслух:

«Первый год, осень: Пегс Хафельман спорит, что Флинн Нахтигаль обладает тайными способностями. Ставка: 10 ролингов!»

– Десять, – подчеркнула Пегс, сунув полоску бумаги Касиму под нос. – Ты должен мне десять ролингов! Вот это и называется «провал оракула»!

Флинн закрыла глаза. Ей вдруг очень захотелось просто забраться под тёплое одеяло и никогда оттуда не вылезать. Вероятно, все, кто слышал историю про дверь в туалете, считали её заклинателем тигра. Разве может быть что-то хуже этого?

Может. Ровно в ту секунду, когда Пегс вытянула следующее пари, в дверь купе постучали.

Флинн подняла голову. Стучали не робко, как Якуб, и не резко, как кто-то из учителей. Стук был решительным, но вместе с тем тактичным. Словно человек в коридоре опасался, что Флинн не пожелает его видеть.

Сердце у неё болезненно сжалось: она осознала, что так стучать мог только Фёдор. Первым порывом было зарыться лицом в ладони и не замечать его, но такой жест показался ей жалким и неуместным.

Вскочив, Флинн откатила дверь купе.

– Привет, – еле слышно сказала она.

– Привет… – Фёдор стоял в по-вечернему тихом коридоре и так ошарашенно глядел на Флинн, будто ошибся купе. От угольной пыли волосы у него мерцали серым светом, и, когда он провёл по ним рукой, на пол звездопадом посыпались сверкающие искорки. – У тебя завтра не найдётся времени для меня? – глухо спросил он. При жгуче-оранжевом свете ночных светильников его лицо выглядело напряжённым и слишком взрослым для пятнадцатилетнего. Переносица у него слегка припухла.

Флинн уже несколько часов не думала о Фёдоре. Но сейчас ей стало ясно, насколько ужасно складываются их отношения.

При его свидании она играла роль всего лишь невольного стороннего наблюдателя.

Поцелуй носами побил все рекорды по неудачливости и конфузу.

И о Йонте он ей правду не рассказал.

Закусив губу, Флинн сказала:

– Не знаю. На меня сейчас столько всего навалилось.

Это была правда, но не вся. Флинн очень хотелось поделиться с Фёдором всеми своими тревогами, начиная с Гарабины и предостережения «Много зла произойдёт» и заканчивая всеобщим ожиданием от неё чего-то особенного. Но разговаривать об это при Пегс и Касиме ей было неудобно.

Лицо Фёдора сделалось угрюмым.

– Что такое может на вас, павлинов, навалиться? – буркнул он. – До окончания года ещё много недель впереди. – Он замолчал, а затем добавил: – Если бы только знать, откуда так много снега. Он по-прежнему не даёт мне покоя…

Что-то в его ответе распалило Флинн. И как Фёдор осмеливается вечно умалять её сложности?! И без снега за окнами в самом поезде проблем достаточно!