Анка Штурм - Поезд ночных теней [litres]

– Вообще-то у меня брат пропал, если ты забыл, – огрызнулась она, чувствуя, как больно сдавило сердце. – Это, на твой взгляд, достаточно важная проблема?

Фёдор явно испугался:

– Флинн, я не хотел… А вы сейчас как раз обсуждаете…

Но Флинн не могла с ним говорить. Из головы у неё не шла фотография хорошенькой танцовщицы. Томик «Анны Карениной» из Уппсалы. То, что Фёдор явно что-то знал о Йонте и утаил от неё. Под гнётом всех этих мыслей она с размаху задвинула дверь. Мгновенно наступила тишина.

Пегс во все глаза смотрела на Флинн, словно та доставила ей самое большое в жизни разочарование.

Касим поднял бумажку, на которой было написано:

«Первый год, осень: Пегс Хафельман и Йоунс-Касим спорят, что Флинн Нахтигаль будет бегать на свидания с кочегаром и целоваться с ним. Ставка: 8 ролингов».

У Флинн брызнули слёзы. Её бросало то в жар, то в холод, знобило, навалилась усталость. Ей хотелось только лечь в постель и видеть сны о том, что ей всё по плечу.

– Так у тебя с кочегаром ничего не выйдет, – с видом знатока покачав головой, вынес приговор Касим. – Кто-то из вас должен в конце концов сделать первый шаг и признаться, что любит.

Флинн поспешно вытерла рукавом лицо.

– Мастер ты языком болтать, – едва не рассмеявшись, сказала она. Но к горлу подступил тяжёлый ком, и она жалобно икнула, прибавив: – Сам-то ты тоже не говоришь Пегс, как она тебе нравится!

Пегс в ужасе вытаращила глаза.

– Что-что?! – воскликнула она, но Касим уже вскочил и выскользнул в коридор.

– Спокойной ночи! – поспешно попрощался он и в следующую секунду уже исчез во тьме поезда.

Взглянув ему вслед, Пегс состроила гримаску.

– Брось эти дурацкие шутки, – каким-то странным тоном потребовала она от Флинн. – Так Касим тебе и втюрится в кого-то вроде меня!

Ничего не ответив, Флинн полезла в шкаф за пижамой. Она не совсем понимала, сердится Пегс или сомневается. При этом сама-то она чувствовала себя сварливой дурой.

Тихонько закрыв дверь, Флинн переоделась ко сну. Она не хотела больше думать о Фёдоре. Ей и так хватало тревог из-за её личного дела.

Прозвучал гонг к отбою, но Флинн ещё долго лежала в постели без сна, пытаясь обнаружить в себе что-то великое.

– Тидерий мог бы помочь мне найти Йонте, – вслух рассуждала она. – Но как мне призвать тигра? Никто этого не умеет. А если уж кто-то и сумеет, так скорее ты: у тебя всё-таки родители павлины.

С другой кровати донёсся глухой зевок, и Пегс высунула лицо из-под одеяла.

– Радуйся, что твоя мама не павлин, – возразила она. – Ты станешь в своей семье первой, кто совершит великие дела. – При этой мысли она радостно замурлыкала себе под нос какую-то мелодию. – Быть первой! Да из-за одного этого уже стоит сделать что-то великое!

В тёмном купе вздох Пегс почудился шёпотом зимнего ветра. Флинн подумала об испорченном проекторе звёздного света и была бы счастлива взамен передать Пегс светящихся жучков мадам Флорет.

– Если я когда-нибудь совершу что-то великое, никто не удивится, – сокрушалась Пегс. – Все скажут, что это мне родители помогли и ничего удивительного: ведь талант я унаследовала от них, ля-ля тополя.

Повернувшись на живот, Флинн уткнулась лицом в подушку. Та всё ещё пахла летними лугами и солнцем, но Флинн слишком устала, чтобы этому радоваться.

– Ты даже не понимаешь, как тебе повезло, – пробормотала она в тёмную ткань. – Как-никак у тебя есть предрасположенность к определённому делу. Ты настоящий павлин. А вот я чувствую себя какой-то ошибкой системы.

Засунув руки под подушку, она нащупала старую открытку от Йонте. Зачем вообще он её сюда заманил? В ней нет ничего, что отличало бы её как павлина – ни особых дарований, ни особых интересов. Она не обладает ни сокрушительным обаянием Йонте, ни жизненным опытом Касима. В самоуверенности ей никогда не превзойти Гарабину или Файви Мустаки. И о беззаботности Оливера Штубса остаётся только мечтать. Ничто в ней не предвещает, что она когда-нибудь изменит мир. И она совершенно точно не может призвать Тидерия. Никто этого не может.

– Предрасположенность, – издав протяжное «пффф», повторила Пегс. – Предков себе не выбирают, Флинн. А вот примеры для подражания – да. И дело только в этом.

Флинн вдохнула запах лета и надежды. И тем не менее продолжала стоять на своём:

– Но тигра призвать не может никто.

Этой ночью Всемирный экспресс пыхтел по сибирской тайге до Минусинска и петлял, поднимаясь по отрогам Саян с отвесными гранитными пиками, словно его тянуло к звёздам. На блестящую крышу ветром швыряло снег и ледяную крошку, а Флинн в это время беспокойно ворочалась с боку на бок в постели.

Она ощущала опасность, сгустившуюся над поездом подобно грозовым облакам. И всё же мысли её снова и снова возвращались к началу состава, на склад – туда, где она всегда чувствовала себя в безопасности и под защитой.

«У Фёдора есть постоянная подруга . – Эта мысль не отпускала как упорная икота – неприятно, но не избавиться. – А он мне об этом даже не рассказал. Почему?»

Она не сразу услышала раздавшийся в купе нерешительный стук в дверь: тук-тук-тук.

Флинн, приподнявшись, оперлась на локти. Несколько секунд она прислушивалась к завыванию ветра и резкому скрежету вагонных колёс по обледеневшим рельсам на поворотах. Все эти звуки почти полностью заглушали похрапывание Пегс.

Снова раздалось это «тук-тук-тук». Костяшками пальцев по дереву. Детской рукой по красному дереву.

Флинн застонала и, резким движением откинув одеяло, соскользнула вниз по ступенькам. Ступни беззвучно тонули в толстом ковровом покрытии, она прошла пять шагов до двери и открыла её.

За ней в тёмном ночном коридоре стоял Якуб. Лицо его было белым как мел, а губы дрожали, что Флинн объяснила холодом в поезде. Казалось, зимний ветер отыскивал щели и пути, через которые можно прокрасться в спальные вагоны, чтобы выстудить души павлинов.

«…гибель ждёт» промигали азбукой Морзе ночные светильники перед тем, как с треском потухнуть. Флинн стало жутко.

– Что случилось? – спросила она.

У Якуба было такое испуганное выражение лица, словно она пригрозила «Сейчас я тебя съем!».

– Т-та-ам шка-шкаф под…

– Якуб! – мрачно прервала его Флинн. – Поверь мне, нет у тебя под кроватью никакого монстра! Просто иди и ляг в кровать, ладно? Ты всё придумываешь… – Флинн замолчала.

В тёмном коридоре замаячил свет фонарика: блуждая, он пританцовывал над фотографиями выпускников и вгрызался в опущенные рулонные шторы.

Раздался звук шагов. « Много зла произойдёт» , – мелькнуло в голове у Флинн переданное азбукой Морзе послание. Чем ближе слышались шаги, тем сильнее заглушали они перестук колёс и скрип металлических соединений.