Анка Штурм - Поезд ночных теней [litres]

В хозяйственном вагоне Кёрли с потолка больше не капало бельё. Тут кто-то сидел, наполовину спрятавшись между стиральной машиной и старым шкафом.

Флинн осторожно приблизилась. Это был Стуре Аной. Он сосредоточенно орудовал отвёрткой в стенке шкафа. Магические искры с шипением отскакивали ему в лицо, до половины закрытое кожаными защитными очками. Узловатые руки и круглые защитные очки на глазах делали его похожим на гигантского муравья.

– Стуре! – испуганно воскликнула Флинн. Она наклонилась, пробираясь под мокрой школьной формой, тяжёлой массой свисающей с бельевых верёвок. – Стуре, прекрати сейчас же!

Несколько долгих секунд Стуре продолжал работать, затем искры, потрескивая, потухли, и он со вздохом поднял защитные очки на лоб. Его светлые глаза северянина смотрели вызывающе и в то же время встревоженно.

– Так и знала, что ты опять создаёшь какую-то опасную магическую технологию! – вскипела Флинн и уже подняла руку, чтобы стукнуть по шкафу, но в последний момент остановилась: кто знает, что с ней будет, если она дотронется до этой штуковины из дерева и металла? Шкаф с ярко украшенными запирающимися дверцами с круглыми медными ручками выглядел совершенно обыкновенным. Но когда Флинн присмотрелась внимательнее, цветные узоры оказались простыми кругами с трёхлопастными пропеллерами внутри: знаками круговорота магии.

Вздохнув, Стуре медленно поднялся:

– Честное слово, Флинн Нахтигаль, тебя стоит остерегаться больше, чем Гарабины.

Странно, но Флинн показалось, что это комплимент. Стуре говорил скучающим тоном, но когда он стал объяснять, глаза его засверкали.

– Я мастерю этот шкаф по заказу Кёрли. Это будет паровой шкаф для чистки одежды. Вешаешь туда что-нибудь, закрываешь двери – и бах: поднимается пар и освежает ткань. – Он повернулся к верстаку, на котором были разложены бесчисленные магически сверкающие и жужжащие приборы.

Флинн не поверила ни единому слову.

– Ага, а после этого ты изобретёшь самогладящий утюг, – скрестив руки на груди, предположила она. – Послушай, Стуре, Якоб пропал. Ты должен пойти со мной к Даниэлю. Вероятно, ты последний, кто видел Якуба этой ночью!

Стуре не выглядел ни испуганным, ни встревоженным:

– Я Даниэлю уже рассказал всё, что знаю. Больше мне добавить нечего.

Флинн застыла в напряжении, а её одноклассник в полном спокойствии перебирал инструменты. Видя, что он не собирается больше ничего рассказывать, она наконец спросила:

– И что? Что тебе известно?

Стуре вскинул брови:

– Почему бы тебе не спросить об этом у своего отца? Он же всё равно рассказывает тебе все тайны, Флинн Нахтигаль, разве нет?

Эти слова неожиданно больно задели Флинн – как её бумеранг, когда она ненадолго упускала его из виду. Она крепко зажмурилась, чтобы скрыть боль.

– Ты как-то связан с исчезновением Якуба, – прямо выложила она своё предположение. – Вчера ночью ты отвёл его вовсе не в купе, верно? И поэтому теперь не хочешь об этом говорить.

Стуре невозмутимо взглянул на неё.

– Да неужели? – равнодушно отозвался он, снова опускаясь к старому шкафу.

Флинн ещё не успела выйти из хозяйственного вагона, а там уже опять раздалось металлическое шипение, и в пахнущий деревом пыльный воздух полетели искры.

Когда Флинн вошла в тёмный складской вагон, прозвучал мелодичный гонг к началу занятий. Не обращая на него никакого внимания, Флинн пробиралась по лабиринту из стеллажей, заставленных бутылками с водой, склянками с чернилами и туалетной бумагой. Ей срочно требовалось поговорить с Даниэлем, и впервые Флинн надеялась, что Фёдора здесь не окажется. Однако именно этим утром он сидел в своём излюбленном уголке рядом с гамаком. Заметив её, он поднял изумлённый взгляд – совершенно так, как если бы она застала его врасплох за каким-то занятием. Он и правда сидел на коробке с мукой, держа в руке тринадцать маленьких синих свечек. Свечки, видимо, предназначались для студенистого коричневого торта. А торт… для свидания?

У Флинн всё внутри болезненно сжалось. Со вчерашнего вечера она больше не говорила с Фёдором. Казалось, прошли годы.

– Ты не на уроке? – спросил Фёдор. Голос его был каким-то высоким и полным надежды.

Флинн не представляла себе, чтобы хоть кто-нибудь в это утро был на уроке. Даже Ракотобе Лаламби. Даже пёс Ракотобе Лаламби.

– Разве ты не слышал, что случилось? – хрипло отозвалась она. – Якуб пропал. Мне нужно поговорить с Даниэлем.

Узнав о произошедшем, Фёдор помрачнел.

– Даниэль уже несколько часов там с Генри и Дарсоу, – пробормотал он, мотнув головой в сторону паровоза. Похоже, им никак не связаться по радио с центральным бюро. Я предложил им свою помощь, но они меня оттуда вытолкали.

По его каменному лицу Флинн поняла, как он уязвлён.

– Мне жаль. Правда, – она сделала паузу. – Значит, никому к Даниэлю не пройти? – спросила она чуть помолчав. Необходимость ждать, пока она сможет переговорить с Даниэлем, представлялась ей ужасной перспективой!

Мощным ударом, чуть не разломавшим торт, как молния – дерево, Фёдор всадил одну из свечек в бурую глазурь.

– Нет, чёрт побери, даже павлину вроде тебя сейчас туда не войти! – Силясь придать голосу миролюбивый тон, он добавил: – Может, съешь кусочек торта, пока ждёшь?

Сначала Флинн смутилась и рассердилась одновременно. Она почувствовала, как страх и тревога затягивают её в какой-то тёмный водоворот, в полную ужасов кроличью нору, и поникла без сил.

– Не хочу объедать твою подругу, – сказала она, ощутив, как страх и тревога превращаются в простое беспокойство. Ну и пусть у Фёдора подруга – но это же не так ужасно, как факт, что меньше двенадцати часов назад во Всемирном экспрессе исчез ученик.

Флинн, вероятно, должна была быть готова к тому, что такое случится. Случится ещё раз . Но исчезновение Якуба представлялось историей из прошлого, которая на четвереньках, цепляясь когтями, вползла в сегодняшний день. По сравнению с этим мысль о том, что можно потерять Фёдора из-за другой девчонки, казалась не страшнее укуса кролика: зубы острые, ранка ужасно глубокая, но когда-нибудь точно заживёт.

– Какую подругу? – спросил Фёдор с выражением такого ужаса на лице, что Флинн всерьёз оскорбилась. Неужели он думает, что её так легко одурачить?!

Глаза её мигом скользнули к томику «Анны Карениной», где лежали фотографии прекрасной балерины. Фёдор, проследив за её взглядом, издал радостное «Ха!». Это внезапное восклицание повисло в воздухе как слово в диалоговом шаре комикса.

Флинн бросила на него удивлённый взгляд, а Фёдор в полном спокойствии продолжал втыкать в пирог свечки.

– Ты имеешь в виду Катеньку, – тихо сказал он, и голос его вдруг зазвучал надтреснуто, как музыкальный инструмент, слишком долго хранившийся при неправильном температурном режиме. – Она в воскресенье специально приехала во Львов, чтобы повидаться со мной. Она живёт в Санкт-Петербурге и учится там в балетном училище, чтобы когда-нибудь танцевать в Большом театре. Она мечтает об этом.