Ярослав Морозов - Ларин Петр и фабрика волшебства

— Я вижу, многие из вас стали меня понимать и согласны учиться дальше. Так вот, хочу вам сообщить, что с сегодняшнего дня, с этой самой минуты, снимаются ранее установленные мною запреты. Всякое повиновение должно быть поощрено. Поэтому сразу после завтрака вы можете ознакомиться со списком учеников, которым позволено покидать здание школы, гулять по территории, пользоваться библиотекой, смотреть телевизор, иметь в комнате магнитофон. Девочки могут носить украшения.

При Илье Даниловиче Преображенском дети вскочили бы со своих мест, многие даже забрались бы на скамейки, стали бы кричать «ура», хлопать в ладоши и по-настоящему веселиться. Сейчас же никто даже не вскрикнул, все дружно захлопали.

Директриса затаила дыхание, на подобный успех она не рассчитывала.

— А за поведением остальных и я и учителя будем наблюдать ещё некоторое время. Надеюсь, что те, чьих фамилий нет в списках, одумаются. К счастью, их осталось немного.

Дети, не вставая с мест, дожидались, пока директриса и учителя не покинут столовую, затем стали знакомиться со списками. В списке, висевшем на стенде, не было фамилий Шубина, Колыванова, Мамонтова и ещё нескольких.

— Ну что, ты доволен? — прошептал на ухо Ларину Артём Шубин.

— Это развяжет нам руки.

— А по-моему, наоборот, свяжет нас по рукам и ногам. Вы превращаетесь в дрессированных кроликов, станете всё делать по свистку. Она прикажет — и вы станете прыгать в горящее кольцо, в ледяную воду.

— Станем, — сказал Ларин, — и ты станешь, Артём, иначе мы не спасём школу.

— Как сказала Туманова, школа, как тот «Титаник», пойдёт ко дну.

Всё, чему учили раньше при Преображенском, формально осталось. Те же предметы, те же науки, только всё начало приобретать странный уклон. Всё больше и больше учителя и директриса говорили не о силе добра, которому они должны служить, а о тёмных силах, которые надо изучать. А директриса заявила во время своей ежедневной лекции перед обедом, что тёмные силы более могущественны.

— Слышишь, куда она клонит? — скрипя зубами, говорил Шубин, обращаясь к Ларину.

Лёвка Морозов всех удивил. Он вдруг поднял руку во время лекции Людмилы Афанасьевны. Та изучающе взглянула на него, словно просверлила насквозь своими близорукими глазками.

— Морозов, вы хотите что-то добавить или спросить?

— Да, — Людмила Афанасьевна, — бойко крикнул Лёвка, — яс вами полностью согласен: тёмные силы могущественнее всех остальных, существующих в мире. Ведь исчез же Илья Данилович Преображенский, и Земфира Парамонова исчезла. И никакие добрые силы вернуть их не в состоянии.

— Правильно. Садитесь, Морозов. Вот ещё одно из подтверждений могущества тёмных сил.

Тут поднял руку Шубин. Директриса удивлённо посмотрела на одного из самых непокорных учеников.

— Вы, Шубин, тоже что-то хотите добавить?

— Да, — сказал Артём. — Выходит, — начал рассуждать Шубин, — что Илью Даниловича с Земфирой тёмные силы забрали?

Людмила Афанасьевна втянула голову в плечи и немного съёжилась.

— Интересно, для чего? — крикнул Шубин. — Чтобы из нашей школы волшебства сделать школу колдовства, что ли?

— Ну что ты городишь?! Надеюсь, после зимних каникул тебя в нашей школе не будет. А сейчас марш в свою комнату! На уроки ты ходить не будешь. С сегодняшнего дня ты под домашним арестом.

— Да я и в столовую ходить не стану! Я объявляю голодовку!

Директриса мерзко хихикнула:

— Уговаривать тебя не собираюсь. Посмотрим, что ты скажешь через два дня. Продолжим.

Несмотря на обещание притворяться, лица многих детей стали грустными, а некоторые просто-напросто испуганными. Подобного поворота никто не ожидал.

— Вот она себя и разоблачила, — прошептал Ларин на ухо Тумановой.

Та кивнула. Теперь стало понятно. Если раньше дети притворялись, договорившись между собой, то теперь многие будут покоряться директрисе и учителям из страха, боясь, что с ними может случиться что-нибудь страшное.

Несмотря на то что в школе атмосфера становилась всё хуже и хуже, дети всегда остаются детьми. Они дружат, ссорятся, выясняют отношения и даже влюбляются. В поведении Лёвки Морозова начали замечать какие-то странности. То он вдруг ни с того ни с сего начинал защищать Изольду Германовну, то Элеонору Аркадьевну. Поначалу все думали, что он просто-напросто притворяется, искусно играя роль. Но затем поняли, что он делает это взаправду. Всё чаще и чаще рядом с ним видели Ингу Акулову.

Софья Туманова первая поняла, что произошло. Она вошла в комнату к Ларину и Шубину. Ребята играли в шахматы — это было единственное, что было разрешено Шубину из дозволенных директрисой другим развлечений.

— А знаете, что я вам скажу? — округлив глаза, прошептала Туманова.

Ребята оторвались от фигур и посмотрели на Туманову. Та ещё больше округлила глаза, всплеснула руками.

— Что ты тянешь, Туманова, кота за хвост? Решила говорить, так говори.

Шубин занервничал. Он уже извёлся от сидения взаперти, от дурацкого домашнего ареста, и ему всё было интересно.

— Лёвка-то наш, ребята…

— Что Лёвка? Случилось что-то? — Ларин вскочил.

— Да нет, он влюбился.

— В тебя, что ли?

Туманова махнула рукой на Шубина, дескать, глупый ты, ничего не понимаешь, сидишь здесь в своей комнате и ничего не видишь.

— Он по-настоящему влюбился. Они шли по коридору, взявшись за руки, думали, что их никто не видит. А когда меня заметили, Лёвка покраснел.

— Ав кого он влюбился?

— В новенькую, в Ингу Акулову.

— Да брось ты, Туманова, ерунду городить! Какие девочки? Да он вас всех дурами считает.

— И меня, что ли? — разобиделась Софья.

— А чем ты лучше остальных? Разве что коса длинная. А если коса длинная, то ум короткий.

— Шубин, по-моему, на твоих мозгах сидение в комнате сказывается неблагоприятно. Ты бы книгу почитал какую-нибудь, что ли.

— Мне в библиотеку нельзя.

— Так мы тебе принесём! — предложил Ларин.

— Пожалуйста, про летучих мышей чего-нибудь подгони. Очень уж я их люблю.

Все трое засмеялись.

— А про монстров хочешь?

— Про тех, которые в кабинете директора собираются? А чего мне о них читать, я и так вижу, как они из вас дураков делают. Что вы думаете, они не видят, что вы притворяетесь?

— Видят они или нет, это дело десятое. Нам ситуацию спасать надо. И если такое с Лёвкой произошло, надо ограничить с ним общение. Конечно, жаль терять товарища, но это необходимо.

Туманова сделала задумчивое лицо, закатила глаза к потолку и мечтательно произнесла:

— Любовь — это святое. Это надолго, ребята. Если не навсегда!

Шубин захихикал:

— Вот директриса надолго — это уж точно. Хорошо, что я отсюда уезжаю. Мне уже всё это надоело.

— Погоди, Артём, всё образуется. Неужели ты не веришь?