Владимир Митыпов - Мамонтенок Фуф [журнальный вариант]

Уже на тропе сверху показался целый поток свиней, а медведя все не было. Гай уже совсем решил, что свиньи так и пробегут мимо берлоги, когда в последний момент оттуда рыча выскочил Харр. Он махал лапами, клацал в воздухе клыками, пытаясь ухватить что-то невидимое, и вдруг замер. Он увидел бегущих на него свиней. Взревев во все горло и устрашающе оскалив зубы, он шагнул вперед.

Свиньи налетели плотным валов. Харр дрался как никогда, наверно, в жизни. Он пустил в ход всю свою огромную силу. Одним молниеносным ударом страшной лапы он смахнул с тропы сразу полдесятка свиней. Передние остановились, попятились, но сзади на них безостановочно напирало остальное стадо. Харр ворочался в этой куче, возвышаясь над ней. Все новые и новые свиньи летели с обрыва в воду, но слепое от ужаса стадо продолжало лезть вперед. Скоро медведя почти не стало видно среди сплошной массы свиней, все глуше становился его рев. А потом что-то большое, неясно мелькнув в густеющих сумерках, тяжело плюхнулось в воду, и поток свиней покатился дальше…

Перед утром ветер принес откуда-то тонкий холодок. Как ни был он слаб, Олла почувствовала его и как бы про себя сказала:

— Кончается уже Время Большого Солнца.

— Мы с мамой в такую пору уходили к своему Стаду, — сказал Фуф, грустно глядя туда, откуда пришли они с матерью, когда Время Большого Солнца только начиналось.

— В Белое Время без стада не прожить. — озабоченно сказал Гай. — Не прибиться ли нам к стаду бизонов? А то волки замучают…

Они помолчали и все вместе стали подниматься на холм, с которого были видны темные пока островки рощ, скалистые увалы с зубчатыми гребнями и зеленый край неба, чуть подсвеченный снизу красноватым пламенем еще далекого солнца.

Еще задолго до победы над пещерным медведем Олла задумывалась над тем, как прогнать Длинноруких из своего селения. Сначала она надеялась, что они скоро уйдут своими неведомыми разбойными путями. Однако Длинноруким понравилось новое место. Откуда-то подходили все новые и новые их ватаги, и уже готовых хижин в селении стало для них мало. Из костей, веток и тростника Длиннорукие наспех лепили для себя кособокие и уродливые жилища. Небольшое и аккуратное селение Рода Большой реки стало не узнать. Во много раз оно теперь разрослось и выглядело преужасно. Пробраться вместе с Афом к хижине Великой Матери Длинноруких теперь нечего было и думать — от ужасной вони и — дыма, окутывающего селение день и ночь, пес начинал неудержимо чихать. По вечерам все селение озарялось красными отблесками множества костров, а в середине, перед хижиной Великой Матери, плясали и гремели бубнами заклинатели духов. У огромного жаркого костра восседала сама Великая Мать и смотрела, как под ужасающий вой всего племени приканчивают пленных. Здесь же возвышался толстый столб, увешанный связками человеческих черепов. Считалось, что на вершину этого столба каждую ночь опускается покровитель племени — Великий Невидимый Норин.

— Надо найти твоих сородичей, — сказал однажды Аф. — Если бежать все время, мы встретим их через три дня и три ночи.

— В Белое Время без стада не прожить, — как всегда заметил Гай. — Наша мудрая и храбрая Рами, ты должна вернуться к своим.

Рами — так звали теперь Оллу на языке Лесов. Это новое ее имя было известно всем, кто ходит среди равнин, крадется в гуще Леса, летает в вышине или плещется в речных потоках.

— За нас не беспокойся, — потряхивая ушами, сказал Фуф ломким баском. — Мы…

— Мы перезимуем с бизонами, — со смехом докончила за него Олла. — Я верю, что с бизонами вам будет хорошо, но я пока но могу вернуться к своим.

— Почему? — враз спросили Фуф, Гай и даже Аф, который лучше их понимал Оллу.

— А вот почему. С тех пор, как наше селение стоит на этом месте, Большое Солнце возвращалось столько раз, сколько у меня пальцев на руках, и еще раз столько, и еще, и еще, и еще…

Считать Олла не умела, а остальные в счете были еще слабее ее, но все равно они поняли, что селение Рода Большой реки стоит на берегу очень, очень давно.

— И все это время мои сородичи строили свои хижины. Ведь их за одно Большое Солнце не построишь… И даже за два тоже, — вздохнув закончила Олла.

— Ну и что? — простодушно спросил любопытный Фуф.

— А то, — сказала Олла, щелкая его по хоботу, — что на нынешнее Белое Время мои сородичи могут остаться без хижин.

Тут Аф сделал вид, что он давно это знал, и недовольно сказал Фуфу:

— Из всех нас у тебя самые большие уши, а слышишь ты мало. Обязательно тебе все надо растолковать.

— Зато я мамонт, — обиделся Фуф. — Мне еще мама об этом говорила.

— Нет, ушастик, — засмеялась Олла. — Пока ты еще не мамонт. Вот когда ты будешь большим, даже больше носорога, вот тогда ты станешь мамонтом.

— У меня есть хобот, — защищался Фуф.

— Хобот, хобот, а рога у тебя есть? — спросил Гай.

— И защечные мешки? — лукаво добавил Аф.

— А хвост у тебя еще даже меньше, чем у Афа, — закончил Гай.

— Ты станешь хвастунишкой намного раньше, чем мамонтом, — строго сказала Олла. — Мама тебя бы отшлепала за это. Но ничего, за нее это могу сделать я.

— И я, — вмешался Гай.

— А я укушу, — Аф зевнул, чтобы показать свои острые клыки.

— Я больше не буду, — виновато помаргивая, захныкал Фуф. — Я нечаянно…

— То-то же, смотри, чтобы больше этого не было. А теперь вы гуляйте, а я полезу на дерево спать.

Олла подпрыгнула, ухватилась за нависший над ней сук и мигом очутилась в гуще ветвей. Здесь она улеглась на сплетенную из мягких прутьев постель. Фуф с Гаем отправились на поиски какой-нибудь полянки с обильной травой, а Аф, спасаясь от полуденной жары, забился в чащу.

Ты, конечно, помнишь, мой любознательный дружище, что Олла жила по правилу Лесов — спала в самую жару и еще часть ночи. А уже задолго до рассвета выходила на охоту. Ночь в Лесу — это самое оживленное время. Считается, что ночью и трава сочнее, и вода вкуснее. А надоедливая и кровожадная мошкара? Посмотри-ка, как она суетится в жару, как она радостно пищит и густыми роями вьется над всем живым! Нет, не зря обитатели Леса не спят ночью. Ну, а про хищников — волков, рысей, барсов и грозного пещерного льва — и говорить нечего. Недаром они ночью видят, как днем. Загляни однажды в глаза своей кошке, когда она будет вечером мурлыкать у тебя на коленях. Ого! Ты увидишь, как в глубине ее ленивых желтых глаз тлеет прозрачный зеленый огонек. Это навсегда оставшийся отблеск тех невообразимо давних ночей, когда над древним Лесом всходила древняя луна, горели колючие древние звезды, и весь мир окутывался призрачным и зеленым туманом. И туман этот был по-древнему таинственным, он не то колыхался, не то был неподвижен, а может, он и вовсе был не туманом, а зеленой тайной Леса…