Владимир Митыпов - Мамонтенок Фуф [журнальный вариант]

Из кустов с торжествующим лаем выкатился Аф и запрыгал вокруг Оллы, стараясь лизнуть ее в лицо. И тут, словно разбуженный его голосом, ожил Лес. Не то вздох, не то короткий порыв пронесся по вершинам деревьев. Заухал где-то филин, тонко тявкнула лисица, издалека донесся пронзительный крик выпи. Потом все перекрыл тяжкий, громоподобный топот бегущего стада бизонов.

Густая теплая ночь упала на Лес, и как-то вдруг, все разом, вспыхнули звезды, окруженные мерцающими венчиками острых лучей.

В конце Времени Большого Солнца бывает такая пора, когда небо вдруг закрывается многослойной пеленой облаков, когда все вокруг становится зябким и сырым, воздух — серым, и все живое — кроме разве обитателей Воды — тускнеет и съеживается. Это на мир ложится первая тень пока еще неблизкого Белого времени. Потом еще будет немало теплых и ясных дней, будет еще и жар солнца и прелый аромат Леса, но поведение всего живого становится уже иным, все начинают готовиться к зиме, и в мир осторожно входит желтый цвет, цвет осени.

Вот в такой ненастный день Олла пришла к владениям племени бобров. К этим небольшим речным жителям весь Лес относился по-особому. Все знали, что если в Лесу кто и занят серьезным и важным делом, то это только бобры. Никого не интересовало, сумеет ли досыта набить свое бездонное брюхо носорог Ух, сотворит или нет очередную пакость медведь Харр, сожрут ли волки оленя, запасет ли орехов на зиму белка. Но все в Лесу точно знали, где и сколько плотин строят бобры. Потому что выше тех плотин, которыми умельцы бобры перегораживали даже крохотную речку, разливалось большое озеро. И сразу по берегам его буйно разрастались сочные травы и густой кустарник, где всегда обязательно кто-нибудь пасся. В самом же озере поселялось множество рыб, прилетали сюда и красавцы лебеди, важные гуси, крикливые стаи уток. Если год вдруг выдавался засушливым и иссякали все речки, то напиться можно было только на бобровых прудах. Да и мало ли еще какие услуги оказывал лесным жителям трудолюбивый бобровый народец. Бобры никому не делали зла, но никого и не боялись. В их хатки, построенные среди озера, можно было попасть только под водой. И ни вечно голодным волкам, ни громиле Харру, ни мрачной Чиве никогда и в голову не приходило нырять в озеро, чтобы учинить разбой в бобровых хатах.

На берегу озера Олле встретился небольшой, видимо, еще очень молодой бобер. Он солидно шагал на задних лапах и, придерживая передней, нес на плече обрубок очищенного от коры дерева. Увидев Оллу, он бросил свою ношу и настороженно уставился, готовый в любой миг сигануть в воду.

— Не бойся меня, — сказала Олла, останавливаясь. — Я хочу поговорить с главным среди вас. Позови его.

— Почему ты думаешь, — сердито пропищал юный бобер, — что наш главный станет бегать на зов первого встречного?

Олла засмеялась: уж очень не шел к его забавной круглощекой мордочке этот задиристый тон.

— А ты все же пойди и позови, может, он и выйдет. Скажи, что с ним хочет повидаться Рами.

— Хорошо, пойду, — подумав, согласился бобер и плюхнулся в озеро.

Некоторое время его голова двигалась на виду, потом скрылась под водой.

Бобровое озеро разлилось так широко, что даже зоркие глаза Оллы не могли разобрать, какие птицы порхают в кустах на том берегу. И удивительно было то, что сама-то речка была совсем небольшая, и ниже по течению было еще четыре почти таких же озера, возникших тоже трудами бобров. «Молодцы какие», — восхищенно подумала Олла. В это время совсем рядом зашумела вода, и вынырнул сам глава бобрового племени. Он не спеша, вперевалку вышел на берег, встряхнулся и поздоровался с большим достоинством. Это был очень крупный и толстый бобер преклонного, должно быть, возраста, потому что шерсть на загривке у него была уже седая. Сразу было видно, что по натуре он сдержанный зверь, но все равно он не мог скрыть удивления.

— Неужели ты и есть та самая отважная Рами, которая справилась со страшным Харром, а недавно еще и убила Чиву?

— Да, это я, — отвечала Олла.

— И что же привело отважную Рами к нашему речному племени?

— Я прошу совсем небольшого: свалите для меня несколько деревьев.

— Что ж, это не трудно, — глава бобров деловито сложил на животе лапки. — А это далеко от воды?

— Нет, совсем близко. Ведь плачущие сосны растут по берегам рек.

— Тебе нужны плачущие сосны? — бобер задумался. — Мы их обычно стараемся не трогать, но для Рами мы свалим эти сосны. Где они?

— Спасибо тебе, мудрый глава бобрового племени, — обрадованно сказала Олла. — Пока что свалите одну сосну, ту, что растет выше Темного бора. Потом я укажу еще, если будет нужно.

— Я сегодня же пошлю своих сыновей, — пообещал бобер. — До свиданья, Рами, племя бобров желает тебе побед и добычливых охот!

Бобер вернулся к себе в озеро, а довольная Олла длинным скачками помчалась обратно, спеша до дождя забраться в свое уютное гнездо на дереве.

Следующий день выдался солнечным. Утренний ветерок сдул с кустов и деревьев капли ночного дождя, а трава обсохла под солнцем еще задолго до полудня.

Даже носорог Ух повеселел в это славное утро. Впрочем, повеселел он по-своему, по-носорожьему. Всякий, кто попадался ему навстречу, спешил убраться подальше, потому что свирепая по обыкновению морда носорога не сулила ничего доброго. А сам же Ух полагал про себя, что сегодня он весел, добр и даже, пожалуй, симпатичен. Всю ночь ему досаждали проклятые долгоносики, поэтому сейчас он держал путь к знакомой плачущей сосне, заранее предвкушая скорую расправу с надоедливыми паразитами. И каково же было его удивление, когда оказалось, что сосна исчезла! Хотя нет, сосна все же была, но она лежала на земле, и почесаться об нее мог теперь разве только плюгавый заяц. Ух рассвирепел, как всегда, мгновенно. Он вдребезги разнес бесполезный пенек, торчавший на месте спасительной сосны. Потом он с глухим ревом понесся через замерший в страхе Лес, готовый крушить и топтать все, что встанет на его пути.

С этого дня ему пришлось бушевать, не переставая, потому что следующую плачущую сосну, найденную им с большим трудом, постигла та же участь. Это повторилось и в третий раз, и в четвертый. Такого наглого издевательства над собой Ух не испытывал ни разу в жизни. Кто-то аккуратно выслеживал Уха и за одну ночь сваливал деревья.

Все на свете имеет конец, даже ярость носорога. На пятый день понурый обессиленный Ух вяло бродил по Лесу и, еле двигая челюстями, жевал первые попавшиеся кусты. Ни устрашающе реветь, ни носиться, выставив рог, у него уже не было мочи. Иногда он останавливался и начинал чесаться, не разбираясь, о любое дерево.

Тут ему и подвернулся Фуф.

— Здравствуйте, дядя. Что, долгоносики замучили? — участливо поинтересовался он.