Ксения Сергеева - Провожатый

Сэм обомлел. Кто-то пытался обидеть его маму, когда она была совсем маленькой. Даже он, Сэм, знает, что обижать девочек — очень низкий поступок. Должно быть, тот нищий был злым, раз так обиделся на маму и тех, других, девочек. Сэм рассеянно листал альбом.

«Сегодня я случайно услышала разговор. Мама говорила с кем-то по телефону, и тон ее был очень обеспокоенным. Того человека, который год назад напал на меня, все еще не поймали и вряд ли когда-нибудь найдут. Мне стало не по себе. А вдруг он и сейчас наблюдает за мной? Я рассказала об этом маме за чаем. Она долго и сурово смотрела на меня, а потом сказала, что в этом доме я в полной безопасности, что дом защитит меня. Я сказала, что не смогу все время находиться здесь, а мама вздохнула и сказала, чтобы я была осторожной, даже если просто гуляю в саду…»

Следующая запись была короткой.

«Кто-то снял качели с дерева. Все так серьезно и печально смотрят на меня, что я не стала спрашивать, где они».

Сэм прочел несколько страниц, предваряющих историю. Каждая из них полностью была исписана: рассказы о новых учителях пения, о выступлениях, об уроках рисования и снах, обедах и погоде. Еще несколько страниц вперед.

«Мне никто и никогда не поверит. Скорее всего, это был простой (только очень сложный) сон. Там я гуляла по нашему чердаку, куда мама обычно не пускает меня. Я даже не помню толком, как оказалась там. Но чердак был необъятный, как настоящий город. И со мной происходило так много чудесного. Я читала однажды книжку о том, как девочка попала в Зазеркалье, а потом проснулась. Вот и я проснулась. Только теперь, мне кажется, после всех этих приключений, дом решил защищать меня. Я ему нравлюсь. И я сегодня ни разу не споткнулась о ковер в зеленой гостиной!»

Сэм никак не мог насытиться строчками. Он хаотично выхватывал предложения, слова, буквы, легкие завитки «е» и жирные уверенные точки. Поначалу он даже не пытался сложить какую-то картину жизни, он просто листал дневник, сидя на полу, даже не рискуя положить его на колени. Светлячкам тоже передалось волнение мальчика, она светились ярче и даже как будто задумывались над каждой страничкой. Сэм все читал и читал, со временем все внимательнее, пока не дочитал до оборванной словно на полуслове фразы о том, что Полли пора куда-то ехать, кажется, поступать в какую-то дорогую частную школу, куда ей совсем не хочется. Дальше страницы пустовали. Сэм переворачивал их одну за другой, словно от этого движения на них могли появиться буквы. Ему стало грустно и тоскливо: мамы не было в его жизни точно так же, как не было и продолжения дневника. Может быть, был какой-то другой… Кажется, когда велся этот, маме было не больше лет, чем Сэму. Это было странно, но в то же время как-то приятно. Сэм перевернул еще один лист — и отдернул руку. С покрытой рябыми пятнами бумаги на него смотрел… Сэм заложил пальцем страницу с портретом и пролистал дневник, вновь найдя запись, попавшуюся ему первой. Да! На него смотрел тот самый убийца. Сэм вернулся к портрету. Человек на нем был почти как настоящий: брови его сошлись на переносице, а высокий лоб собрался в ряд морщин, на выкате, светлые глаза злобно сверкали, а рот походил на рыбий, всклокоченные свалявшиеся волосы висели до плеч. Сэму стало страшно. Весь он внутренне съежился, но никак не мог оторвать взгляд от странного и страшного мужчины.

Именно этот человек причинил людям столько бед, именно он так напугал маму и бабушку, что бабушка теперь так внимательно следит за Сэмом, именно он столько времени прожил в их собственном доме, спрятавшись портретом на страницах дневника Полли, единственной девочки, которая ему не досталась! Сэм захлопнул альбом, обхватил колени руками и закрыл глаза. Он должен найти этого человека. Именно он, лорд Чедвиг, должен наказать страшного убийцу, раз уж никому другому это не удалось!

Сэм поднялся и поправил рубашку и брюки. Он чувствовал, что в мгновение стал выше и сильнее. Сейчас он вернется к Шайну, попросит Хоппкинса собрать вещи и сбежит из дома, чтобы стать мстителем, чтобы найти злодея и покарать его. Сэм, преисполненный решимости, поднял дневник с пола, сжал его подмышкой и сделал шаг вперед…

— О-о-о, юный с-с-сэр Чедвиг! — Шайн неслышно переступил с одной ноги, обутой в тапочку, на другую. Сэм от неожиданности отшатнулся назад, угодив локтем прямо в живот Хоппкинса.

— Сэр Сэмюэль! Осторожнее, — Хоппкинс выдавил улыбку сквозь боль.

— Как?! Вы?! Откуда вы здесь?

— Ка-а-ак откуда, молодой лорд? Я з-з-здес-с-сь живу, — Шайн указал неимоверно длинным пальцем на дверцу своей комнаты. — Мы выш-ш-шли выкурить по с-с-сигаре, а тут вы.

— Вы не поверите, Шайн, Хоппкинс, что со мной произошло!

— Отчего же, сэр, мы не только охотно вам поверим, но с удовольствием послушаем.

Пока Сэм сбивчиво рассказывал о том, что произошло с ним с того момента, как он вышел за дверь жилища домового, светлячки радостно вились вокруг Шайна, а Хоппкинс совершенно спокойно дымил узкой сигаркой, лишь изредка приподнимая брови в знак крайнего восхищения, как посчитал мальчик.

— И ч-ч-что ж-ж-же произош-ш-шло потом?

— А потом он напал на маму! Я прочел об этом вот здесь! — Сэм протянул домовому дневник.

— О-о-о, вы наш-ш-шли его!

— Он просто свалился мне на голову.

— А те камни, о которых вы рассказывали?..

— Вот они, — Сэм достал из кармана конверт, протягивая дворецкому.

— Та-а-ак, я предлагаю вернуться к тебе, Шайн, нам есть о чем подумать.

— С-с-совершенно верно, мой друг, идемте, — домовой уже распахивал дверь.

Ангел давно уже не замечал солнца. Он вообще ничего не замечал. Ему казалось, что и сам он скоро перестанет существовать, он чувствовал себя луковой шелухой, прозрачными рыжими пластинками, которые ломаются и крошатся в руках, стоит только стать чуть менее осторожным.

Он не помнил, как добрался в тот день до Лондона: какие-то телеги, шумные люди, может быть, даже цыгане, подобрали его, измученного и рыдающего, на обочине неизвестной ему проселочной дороги. Они не спрашивали Ангела ни о чем. Должно быть, сочли за разорившегося фермера, который не смог справиться с утратой тщательно взращиваемой пшеницы. Сейчас Ангел презрительно сплевывал, стоило ему только вспомнить об этом. Как эти глупцы могли подумать, что ему есть хоть какое-то дело до злаков! Однако его довезли до города и высадили на окраине промышленного района: очевидно, таким образом стараясь помочь, вдруг бедолаге удастся найти работу.

Однако Ангел не задержался там. Он даже не попытался зайти ни в одно конторское помещение. Он брел по улицам, а по лицу его струились слезы, смешанные с каплями накрапывающего холодного дождя. Как он мог так подвести Создателя? Почему он так поторопился? Почему не был достаточно силен для того, чтобы завершить свою миссию? Нет, он должен вернуться! Нет! Нельзя. Теперь уже нельзя. Он упустил последний шанс, он не смог, теперь его подарок Господу навсегда останется незавершенным…