Аннет Схап - Лампёшка

— Сомневаюсь. Что получается? Н-О-С. Что я написал?

— Откуда мне знать?

— Что получается?

— НЕ ЗНАЮ! — вопит Лампёшка. — «Нос», что ли?

— Да, — отвечает он. — «Нос».

— Правда? — Она делает пару шагов в направлении столика и присматривается. Н-О-С. В голове у неё словно вспыхивает свет. Она поняла! Она прочла слово!

Лампёшка изумлённо затихает. Нос. Курнос. Поднос. Водонос… Все носы на свете, их столько разных, и она может прочесть любой. Н-О-С. Легче лёгкого!

— А теперь продолжим, — c важным видом говорит Эдвард. — Возьмём и поменяем буквы местами. Поставим «с» в начало, а «н» в конец. Что получилось?

Лампёшка хмурит брови. Нос исчез, прекрасный, понятный нос. Этот гадёныш превратил его во что-то другое, а во что — она по своей дурости не понимает. Всё запутал! Как же теперь быть? Начать заново? Первой теперь стоит буква «с»: с-с-с давайся, всё равно не выйдет. А последней «н»: н-н-н ет, и н е н адейся…

И внезапно её озаряет. Это как во сне!

— Сон, — произносит она.

— Сон, — кивает Эдвард. Похоже, он рад не меньше её.

И вдруг оказывается, что мир состоит из букв — из букв, которые она может прочесть. Повсюду она натыкается на «о», на «н», на «с».

На корешках книг, в самих книгах, в обрезках газет Ленни. На кухне «о» обнаруживается на жестянке с кофе, «с» — на баночке с солью.

Весь день Лампёшка вприпрыжку носится по коридорам. Тряпкой выводит «о» на пыльных окнах. Шваброй вычерчивает длиннющую «Н» на грязном полу длиннющего коридора.

Завтра она научится писать собственное имя.

И наконец тоже станет частью этого мира.

Э-м-и-л-и-я. У неё получается, смотрите, она выводит своё имя пальцем на клеёнке. М-а-р-т-а! И это она вмиг научилась писать, и Л-е-н-н-и, с двумя «н», — видишь? Она пишет для парня его имя, а тот, хоть и не может его прочесть, разглядывает буквы словно чудо какое.

«Р-ы-б» — пишет она.

— Эдвард, — поправляет её Эдвард.

И это ей по плечу — уже на следующий день получилось. Буквы словно лежат готовые у неё в голове. Остаётся их только выучить.

Лампёшка выхватывает у Ленни газеты, пока они ещё целые. И в них тоже открывается целый мир. «О-граб-ле-ни-е», — читает она. «До-хла-я ко-ро-ва». «В го-род е-дет яр-мар-ка». Озадаченный Ленни с ножницами в руках сидит рядом. Что же ему теперь резать?

Но однажды после обеда на кухне появляется Ник и подходит к Ленни. На ногах у него — облепленные мокрой землёй ботинки, а в руках — что-то завёрнутое в грязную тряпку.

— На стол не вздумай класть! — ворчит Марта. — Что там у тебя?

Ник прижимает к губам палец, разворачивает тряпку и кладёт подарок парню на колени:

— Это тебе.

— Смотри, сынок, — говорит Марта. — Что это?

Но Ленни отводит глаза. Новое пугает его. Он разглядывает потолок, где ничего нет. Во всяком случае, ничего необычного.

— Посмотри же, Ленни, — говорит Лампёшка. — Это ножницы.

Ленни осторожно косится на подарок. Да, ножницы. Огромные.

Ник кладёт руку ему на плечо:

— Ими столько всего можно нарезать! — говорит он. — Ты и представить себе не можешь!

Ленни с напуганным видом плетётся за Ником в сад. Следом бегут псы и семенит обеспокоенная Марта. Что это Ник задумал? Лампёшка поскорее вливает в себя остатки супа — и бегом за остальными.

В саду Ленни уже подрезает куст ежевики. Сперва осторожно, веточка за веточкой, но вскоре ножницы уже откусывают стволики потолще. Что-что, а резать Ленни мастер. Ник показывает ему, чт о можно стричь: ежевику, крапиву, колючие кусты, а скоро дело дойдёт и до зелёных изгородей высотой в два человеческих роста. Во все стороны разлетаются ветки, псы носятся по саду со здоровенными палками в зубах.

Заметив это, Ленни бросает ножницы на землю, кидается к собакам и отбирает обрезки. Он держит целую охапку веток и идёт искать остальные. Подбирает веточку, листок и пытается приладить их к тем, что у него в руках. Где росла эта ветка? Тут? Или там? Он растерянно смотрит на гору зелени. Как же теперь собрать эту головоломку?

Лампёшка дотрагивается до его руки.

— Это необязательно, Ленни. Изгородь — не газета. Можно оставить так.

Парень смотрит удивлённо. Правда можно?

— Ветки вырастут снова, — успокаивает его Лампёшка.

Ник тоже кивает.

— Ты просто стриги, Ленни. Стриги, где хочешь.

И Ленни стрижёт.

Сорняки вокруг Чёрного дома цветут всеми цветами радуги: розовым, жёлтым, ежевика — белым, чертопо-лох — сиреневым. Метёлки травы рассыпают семена, даже заросли крапивы увенчаны коронами.

Марта подарила Лампёшке новое платье, и девочка так рада ему и так им дорожит, что носит его, только когда чинно сидит за кухонным столом и ничего не трогает. И пока она буква за буквой читает весь мир, Ленни в саду подстригает высокие изгороди вокруг дома. Они постепенно закругляются, выравниваются, на них вырастают бугорки, напоминающие спины и головы. Понемногу они превращаются в животных: две собаки, носорог, лебедь.

Весь день в саду пахнет травой и подрезанными листьями, Ленни свозит их к навозной куче целыми тачками. Дни становятся длиннее и жарче.

Марта замечает, что иногда без всякого повода напевает за мытьём посуды, что ей хочется готовить супы по мудрёным рецептам. Весь день кухня принадлежит ей. А по вечерам, после того как она отправляет задремавшего над тарелкой сына наверх спать, Ник не сбегает сразу после еды, а остаётся поболтать. Бывает, они даже режутся в карты. Однажды Лампёшке, раз уж она так вежливо попросила, тоже разрешают поиграть со взрослыми. Вот только нельзя полжизни прожить среди пиратов и не стать чемпионом по покеру, и девочка обчищает их обоих три раза подряд и в первый же вечер выигрывает все Мартины сбережения. Само собой, выигрыш она тут же возвращает, и дальше они играют на спички.

Расщедрившись, Марта кладёт перед девочкой четвертак: пусть сходит на ярмарку в среду после обеда. А потом отправляет спать и её.

Стараясь не шуметь, Лампёшка поднимается в башню — поглядеть на свет маяка. Слегка отворив окно, она закрывает глаза и прислушивается. Внизу, у подножия утёса, тихонько плещутся волны.

— Спокойной ночи, папа, — шепчет она, выскальзывает из комнаты и спускается по лестнице.

Она так осторожна, что Рыб даже не проснулся. Во всяком случае, так она думает.

«Так вот в чём дело», — думает он. Её отец где-то там, вот почему она вечно рвётся к тому окну.

Мальчик лежит в темноте и рассматривает нижнюю сторону своего пружинного матраса. Его отец тоже где-то там, далеко в море. Рассекает на белом корабле белую морскую пену, укрощает волну и тому подобное. Где он сейчас — кто знает? Но где бы он ни был, его взгляд всегда отыщет Эдварда, даже в темноте под кроватью.