Ульф Нильсон - Дело для Жаби

И полицейские гуськом устремились в тёмный лес. Еж видел, что первой идёт Жаби с фонариком в руке. Луч прыгал по тропинке.

Потом шли малыши. У них были фонарики поменьше и один зонтик на двоих. Последним шёл Гордон с тяжёлым рюкзаком за плечами и громко кряхтел.

Хорошо, что с нами маленькие полицейские, думал он. Иначе бы Жаби учесала вперёд и я бы в жизни её не догнал.

Они шагали по большому лесу, потом тропинка побежала вверх и вывела их к горе.

— Всё правильно, — пропыхтел Гордон где-то сзади.

Они вышли из лесу. Деревья больше не защищали их, дождь лил как из ведра, а ветер подхватил зонтик, норовя унести маленьких полицейских прочь.

Но Гордон был намного тяжелее их, он взял зонтик, и дети, чтобы не промокнуть насквозь, пошли с ним рядом.

— Как трудно быть полицейским! — сказал Суне.

— И ещё я немного побаиваюсь привидений, которые живут здесь, на горе, — сказала Гертруда.

— Ага, я тоже, — сказал Суне.

И тогда Гордон крикнул Жаби, что они должны все вместе запеть весёлую полицейскую песню. О том, что надо всё время отважно идти вперёд. Шагай, шагай и никогда не унывай — вроде того. Не могла бы Жаби быстренько сочинить такую песенку?

Но Жаби думала только о своей маме и о том, что времени уже совсем в обрез, поэтому смогла придумать только такие строчки:

Песню было легко запомнить и легко петь. Жаби запела первая, а маленькие полицейские подхватили своими писклявыми голосами. Гордон жужжал, как большой шмель.

На горе звучала очень красивая и утешительная песня.

Пропев её раз пятнадцать, они все почувствовали прилив смелости и бодрости. И вдруг подъём кончился.

— Мы наверху! — воскликнула Жаби. — А теперь вниз под горку, к морю!

Ветер подхватил зонтик, и он запрыгал по кочкам.

— Ничего, — сказал Гордон. — Скоро мы по-любому промокнем…

И они ещё раз спели песню, только теперь, под горку, она звучала быстрее.

Потом они спели её ещё пятнадцать раз. Но вот полицейские достигли подножия горы. Перед ними расстилалось море. Солнце вставало после долгого ночного пути. Дождь перестал, но им было уже всё равно, потому что они промокли насквозь. Вдалеке виднелся остров. На нём можно было различить ёлки, небольшую гору и, кажется, водопад.

Итак, это был Пещерный остров. Но от острова их отделяло большое море. Выл ветер, волны пенились.

— Как же мы туда попадём? — спросил Гордон.

— Мы обязательно должны туда попасть, — сказала Жаби.

— Я умею плавать, — сказал Суне. — Я жаба и хорошо держусь на воде.

— Я тоже жаба, — сказал Гордон.

— Я могу посадить к себе на голову маленькую мышь, — сказал Суне.

— Я тоже, — сказал Гордон.

И жабы шагнули в воду. Суне — с громким плю-хом, Гордон — медленно и нерешительно.

Он был настоящий трусишка, когда дело доходило до купания в холодной воде.

Гордон осторожно смочил живот.

— Брр. Что я говорил, — пробурчал он. — Я знал, что нам снова придётся мокнуть.

Но вот он окунулся, и мыши забрались жабам на голову. Жаби — на голову Гордону, Гертруда — на голову Суне.

Шлёпая лапками по воде, жабы поплыли прочь от берега. Они подпрыгивали в бурных волнах и гребок за гребком уверенно приближались к Пещерному острову.

Наконец мыши ступили на берег. Их страшно укачало.

— Это… бурп… просто… ульк… ужас… плыть на жабе через море! — еле выговорила Гертруда.

Жабы тоже выбрались на сушу. Их совсем не укачало, потому что они привыкли к воде и волнам.

Все дрожали от холода, но у Гертруды в рюкзаке было полотенце. Они хорошенько растёрлись и попрыгали на месте, и им снова стало тепло.

На берегу стояло узловатое кряжистое дерево с низкими ветвями. Жаби долго смотрела на него.

Жаби пожала плечами.

— Это было так ужасно, — сказала она. — Я пережила настоящий шок. Может, мы стараемся забыть самое страшное? А потом я повстречала Гордона. У меня появились работа и постель. И собственное имя. Я была так счастлива… Но как же я могла забыть о маме!

— Мы найдём её! — сказала Гертруда, погладив Жаби по руке.

Полицейские шли вглубь Пещерного острова. Они крались осторожно, потому что в любую секунду откуда ни возьмись мог выскочить лис.

Жаби и Гертруда всё время принюхивались. У них, в отличие от жаб, был отменный нюх. Но нет, даже их замечательные носы не могли обнаружить никаких следов.

— Никакого лиса, — сказала Гертруда.

— Никаких мышей, — тихо проговорила Жаби. — Пахнет только ёлками и морской водой.

Остров лежал, погружённый в тишину. Не слышно было ни ворон, ни чаек. Ни даже маленьких пташек. Если тут и водились какие-то животные, то они, вероятно, хорошенько спрятались. Тишина была повсюду, и только добравшись до середины острова, полицейские услышали шум водопада.

С отвесной скалы струилась вода — мощные потоки воды, ведь ночью шёл дождь. Водовороты внизу пенились и шипели.

— Это здесь? — спросил Гордон.

— А?

— Это здесь? — стараясь перекричать грохот водопада, повторил свой вопрос Гордон.

Жаби кивнула и, спустившись по пологому склону, подошла к высокой ели. Она шагнула в густую и колючую хвою. И там остановилась. Замерла, прислушиваясь к шелесту еловых веток.

— Это здесь! Здесь под ёлкой была наша нора…

И задрожала. Гертруда снова взяла её за руку.

Гордон прошёл мимо них и заглянул в открытую нору у корней.

Потом сделал шаг назад и глубоко вздохнул.

— Тут только сломанная мебель, — сказал он.

Гордон с трудом спустился вниз. Покорёженная кровать. Пустая банка. Рваная подушка — пух разлетелся по полу.

Хмм, подумал он. Во всяком случае, погибших нет. Никаких костей, скелетов и прочих жутких останков съеденных животных.

Жаби подошла к краю.

— Вон она! Моя кроватка. А это…

И Жаби проворно слезла вниз и откопала в углу какую-то тряпочку, насквозь мокрую от дождя и всю перепачканную в земле. Жаби взяла её в руки и понюхала. Из глаз покатились крупные слёзы.