Народные сказки - Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Далее в письме писалось: «Жестокость проявилась не с моей стороны, точно так же и верность нарушена не мною, и любить перестал не я, как не я перестал грустить, и развлекаться после разлуки, и любить кого-нибудь другого. Всеведущему Богу известно, что я желаю только соединиться с той, кого люблю, и скрыть свои чувства от посторонних. Вот в каком состоянии я нахожусь, и мир да будет над тобой!»

Ювелир, прочитав это письмо и поняв его содержание, громко заплакал. Рабыня же сказала ему:

– Не уходи отсюда, пока я не вернусь к тебе; так как он высказал против меня обвинение, за которое я его простила, то мне непременно хочется устроить свидание между тобой и моей госпожой Шемс-Эн-Нигар, к каким бы мне ни пришлось прибегнуть для этого хитростям. Я оставила ее в самом жалком положении в ожидании ответа.

Рабыня ушла к своей госпоже, а ювелир провел ночь в сильной тревоге, а с наступлением утра он прочел обычные молитвы и сел в ожидании ее, и действительно она вскоре появилась и весело подошла к нему.

– Что нового, рабыня? – спросил он.

– От тебя я прошла прямо к своей госпоже, – отвечала она, – и отдала ей письмо, написанное Али, сыном Беккара, и когда она прочла и поняла его, то, совершенно смущенная, сказала, ей: «О, госпожа моя, не бойся, чтобы отсутствие Абул-Гасана помешало твоим делам, так как я нашла человека, выразившего готовность занять его место, человека более достойного, чем он, более высокого положения и умеющего хранить тайны». После этого я рассказала ей, что произошло между ею и Абул-Гасаном, и каким образом ты добился доверия Али, сына Беккара, и как я обронила записку и ты ее поднял, и затем я передала ей, на чем мы с тобой порешили.

Ювелир очень удивился, а рабыня прибавила:

– Она хочет сама поговорить с тобой, для того чтобы от тебя услыхать, какое произошло соглашение между тобою и им, и потому приготовься, чтобы идти со мной к ней.

Но ювелир, услыхав это, сообразил, что ему в высшей степени опасно пойти во дворец по такому делу, и отвечал:

– О сестра моя! Я принадлежу к простому званию, не то что Абул-Гасан. Абул-Гасан выше меня по рождению и человек известный, привыкший ходить во дворец халифа, потому что обитателям дворца требовались его товары; я же без трепета не смел даже говорить с Абул-Гасаном. Если твоей госпоже угодно говорить со мной, то мы можем устроить это в другом месте, но никак не во дворце халифа, и подальше от места жительства царя правоверных. У меня недостанет духа исполнить твое требование.

Таким образом, он отказался пойти с нею. Она же уверяла его, что ручается за его безопасность, и просила не бояться, но они дрожали всем телом, так что рабыня сказала ему:

– Если тебе тяжело пойти во дворец халифа и ты не хочешь следовать за мною, то я уговорю ее прийти к тебе. Поэтому не уходи из дому, пока я не вернусь к тебе с нею.

Она ушла, но вернулась очень скоро и сказала ювелиру:

– Нет ли тут с тобою рабыни или слуги?

– Со мною тут только старая рабыня-негритянка, которая прислуживает мне, – отвечал он.

Рабыня встала и заперла дверь между прислугой ювелира и им самим, а мальчиков его выслала из дома.

После этого она вышла и тотчас же вернулась с женщиной, при появлении которой по дому ювелира распространился чудный запах. Ювелир, увидав ее, встал, подложил ей подушку и потом сел перед нею. Некоторое время она молчала, пока не отдохнула, а затем открыла лицо, и ювелиру показалось, что дом его осветился солнцем.

– Это тот человек, о котором ты мне говорила? – спросила она у своей рабыни.

– Да, – отвечала девушка.

Шемс-Эн-Нигар посмотрела на ювелира и сказала:

– Как поживаешь?

– Помаленьку, – отвечал он, – живу твоими молитвами.

– Ты заставил нас, – продолжала она, – прийти к тебе и поведать тебе нашу тайну.

Она стала расспрашивать его о семье, о детях, и он, ответив ей, сказал:

– Кроме этого дома, у меня есть еще дом неподалеку, в котором я имею обыкновение принимать друзей и знакомых.

После этого она спросила его, каким образом он узнал их историю, и он рассказал ей все подробно от начала до конца, вследствие чего она вздохнула, подумав об Абул-Гасане, и сказала:

– Да, такой человек, как он, понимал, как люди могут страдать от желаний и нуждаться в помощи ближних. Он знал, что дело без слов не обделать, что желание может исполниться усилием, что отдых нужен после утомленья, и успех может быть от усердия великодушных людей. И теперь ты знаешь обстоятельства нашего дела и можешь выдать нас или помочь нам; но, зная твое великодушие, я ничего более говорить не буду. Тебе уже известно, что эта рабыня скрывает мою тайну и вследствие этого занимает при мне высокое положение, и я выбрала ее посредницей своих дел. Считай ее достойной своего доверия и сообщай ей о том, что ты намерен будешь делать. Имея дело с нами, ты можешь быть совершенно уверен в своей безопасности, и то, что будет закрыто тобой, то только один ты и будешь отворять, и ты один будешь посредником между Али, сыном Беккара, и мною.

Шемс-Эн-Нигар встала и, едва держась на ногах, отправилась домой в сопровождении ювелира, который проводил ее до дворца, после чего он вернулся домой и, опустившись на подушку, стал удивляться ее красоте, разбирать все сказанное ею и восторгаться ее вежливостью и изяществом. Долго сидел он в подобном раздумье, и когда совершенно успокоился, то потребовал себе еды и наелся вволю. Затем он переоделся и, выйдя из дому, направился к Али, сыну Беккара, где был встречен прислугою, которая ввела его к хозяину. Али лежал на постели и, увидав ювелира, сказал:

– Ты не поспешил прийти ко мне и страшно встревожил меня.

Сказав это, он отпустил своих слуг и, приказав запереть все двери, продолжал, обращаясь к ювелиру:

– С тех пор, как ты ушел от меня, я глаз не смыкал, так как рабыня приходила вчера, и принесла мне запечатанное письмо ее своей госпожи Шемс-Эн-Нигар. Он рассказал все, что произошло между им и ею, после чего прибавил: – Я совсем теперь растерялся, и терпения у меня не стало, так как Абул-Гасан был дорогим для меня собеседником и знал рабыню.

Ювелир, выслушав его, засмеялся.

– Над чем же ты смеешься? – спросил его Али, сын Беккара, – а я так радовался твоему приходу и надеялся, что ты прекратишь мои страдания.

Он заплакал и продекламировал следующие стихи: