Народные сказки - Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

И, ударяя себя по лицу, он восклицал:

– О сыновья мои! О страшное горе мое!

Он отдал приказ выстроить две могилы в доме, который назвали дом стенаний, и на могилах надписал имена своих сыновей, и, лежа на могиле Эль-Амджада, он плакал, стонал, вздыхал и декламировал стихи, и то же самое делал на могиле Эль-Асада. Он отказался от общества своих друзей и близких и, запершись в доме стенаний, плакал о своих сыновьях и видеть не хотел ни своих жен, ни родственниц. Таким образом он жил.

А Эль-Амджад и Эль-Асад продолжали путь свой по пустыне, питаясь травами и запивая их остатками дождевой воды. По ночам, когда спал один, другой сидел настороже, и с полуночи ложился другой, а сторожил первый, так шли они целый месяц, пока не добрались до горы из черного гранита, с недостижимой вершиной. У этой горы дорога разделилась надвое: одна дорога шла кругами, а другая в гору. Они пошли по дороге в гору и поднимались в продолжение пяти дней, но все-таки вершины еще не достигли. Устали они страшно, так как не привыкли ходить не только по горам, но и по гладкой местности. Потеряв надежду дойти до вершины, они повернули обратно и пошли по круговой дороге, и шли по ней целый день и ночь. Эль-Асад так утомился, что сказал брату:

– О брат мой, я не могу идти дальше, так как я совсем ослабел.

– Полно, брат, – отвечал ему Эль-Амджад, – приободрись, может быть, Господь явится к нам на помощь.

Они шли еще час, но Эль-Асад пришел в такое состояние, что идти далее не мог, и сказал:

– О брат мой, я устал и более двигаться не могу. Он упал на землю и заплакал, а брат его Эль-Амджад повел его, то идя с ним, то отдыхая, и дотянул таким образом до рассвета. Они дошли до светлого ручья, водопадом спускавшегося вниз. Около ручья стояло большое дерево и молельня, чему они так обрадовались, что едва верили глазам своим. Опустившись на землю около ручья, они выпили воды, съели нисколько гранатов с гранатного дерева, росшего тут, и заснули до солнечного восхода; когда они встали, вымылись у ручья, поели гранатов и опять заснули до послеполуденной молитвы. После этого они хотели опять пуститься в путь, но Эль-Асад не мог идти, так как ноги у него распухли. Поэтому они пробыли тут три дня, пока не отдохнули вполне, после чего они пустились дальше и шли в течение нескольких дней, пока не увидали города.

Городу они очень обрадовались и пошли к нему, а подойдя, поблагодарили Господа, прославляя имя Его.

– О брат мой, – сказал Эль-Амджад Эль-Асаду, – посиди здесь, пока я схожу в город и узнаю, что это за страна и можно ли будет нам устроиться, и далеко ли мы прошли. Слава Богу, что мы дошли благополучно.

– Клянусь Аллахом, брат мой, – отвечал Эль-Асад, – в город пойдешь не ты, а я, хотя бы для того, чтобы искупить тебя, потому что если ты оставишь меня и уйдешь, то повергнешь меня в страшную тревогу, и вынести разлуки с тобой я не в силах.

– Ну, так иди, только не мешкай, – отвечал ему Эль-Амджад.

Эль-Асад спустился с горы, взяв с собой несколько червонцев, и оставил брата в ожидании. Он шел, не останавливаясь, пока не вошел в город, и, проходя по улице, встретился со стариком уже весьма преклонных лет. Борода его спускалась на грудь, распадаясь на две половины, в руках у него был посох; он был одет очень богато и в красной чалме на голове. Эль-Асад очень удивился, глядя на его одежду; подойдя к нему, он поклонился и спросил:

– Как мне пройти на рынок?

Старик, выслушав его вопрос, улыбнулся и сказал ему:

– Ты, сын мой, очевидно, чужеземец?

– Да, дядюшка, я чужеземец, – отвечал Эль-Асад.

– Своим присутствием, – продолжал старик, – ты осчастливил наш город, о сын мой, а свою родину огорчил своим отсутствием. И зачем тебе рынок?

– О дядюшка, – отвечал Эль-Асад, – там, на горе, я оставил брата, мы шли издалека, в дороге были около трех месяцев, и когда увидали город, то я пошел, чтобы куить чего-нибудь поесть и вернуться к брату, чтобы обоим нам насытиться.

– О сын мой, – отвечал старик, – прими пожелание тебе всякого счастья и знай, что я задаю пир и что у меня много гостей, для которых я приготовил вкусные и обильные кушанья. Не хочешь ли пойти ко мне? Если пойдешь, то я дам тебе все, что тебе нужно, и не возьму за это никакой платы. Кроме того, я познакомлю тебя с характером этого города. Слава Господу, о сын мой, что с тобою встретился я и никто более.

– Делай, как хочешь, – отвечал ему Эль-Асад, – и спеши, так как брат мой ждет меня и, конечно, тревожится.

Старик взял Эль-Асада за руку и повернул с ним в узенькую боковую улицу, улыбаясь ему и говоря:

– Да святится имя Господа, избавившего тебя от жителей здешнего города.

Он шел с ним, пока не дошел до большого дома и большой приемной комнате, в которой сидело сорок стариков очень преклонных лети. Все они сидели вокруг зажженного костра, на который они молились, поклоняясь ему. Эль-Асад при виде этого задрожал всем телом, хотя не знал еще всех обстоятельств дела. Тут вышеупомянутый старик сказал присутствующим:

– О шейхи огня. Какой выдался нам сегодня счастливый день, и о Гхадбани, – крикнул он.

На этот зов к нему вышел черный раб самой отталкивающей наружности, с мрачным лицом и сплюснутыми носом. По знаку старика они связали Эль-Асада, и затем старик сказал ему:

– Сведи его вниз, в подземелье, и там оставь его, а рабыне скажи, чтобы она мучила его и дни, и ночи и давала ему есть только по одному хлебцу днем и по одному ночью, пока мы не свезем его на Голубое море и на Огненную гору, где принесем его в жертву.

Раб свел его в подземелье и передал рабыне, которая начала терзать его и давать ему по два хлебца в сутки и кружку соленой воды. Старики же говорили друг другу:

– Когда наступит время празднества огня, то мы убьем его на горе и принесем жертву огню.

Рабыня пришла к нему и осыпала его ударами, так что кровь потекла у него по ногам, и он лишился чувств, после чего она положила у него в головах хлебец и поставила кружку соленой воды и ушла. В полночь Эль-Асади пришел в себя и нашел себя скованным, и стал мучиться от ран. Он горько заплакали и, размышляя о своем прежнем счастливом положении, стонал, вздыхал и декламировал следующие стихи: