Елена Блонди - Лейла, Кайла, Кейла и Келайла [СИ]

Целеста, смеясь, покачала головой, рукой махнула, мол, не слушай, все кончилось хорошо.

— Когда подступила темнота, мы сразу поняли, что вам нужна помощь, — сказала Целеста, — и сразу же попросили всех маленьких тварей помогать, кто как может. Ты не видела, милая моя, как ярко светили в лесу светляки и гнилушки, как мерцала пыльца на крыльях бабочек, распускались ночные лилии и прозрачные колокольчики, каждый — с капелькой тайного света внутри лепестков.

— Спасибо вам. Бабушка Целеста, а можно теперь я не буду называть тебя бабушкой? — Келайла улыбнулась.

Свет разгорался, показывая помолодевшее лицо и тяжелые косы, что спускались к подолу расшитой юбки. Целеста кивнула, беря ее руку. Келайла потянула ее к ступеням:

— Ты можешь нам помочь, мать Целеста? Все было бы хорошо. Но Эрла. Она все еще спит. Потому что у нее нет сердца. Пойдем, ты посмотришь. Ты очень мудрая, вдруг ты сразу поймешь, что надо сделать!

— Никуда я не пойду, — отказалась Целеста, подталкивая Келайлу к сестрам, — я мудрая, да. Мне не нужно идти в королевские покои, чтоб смотреть, я и тут все увидела. Сердца, говоришь, нету? Вон ее сердце! А вы должны помочь. Все четверо.

Сенур опустил глаза, щеки его покраснели. Королева Ариссия выступила вперед, внимательно глядя на красные уши мастера. Она, конечно, вспомнила его, в тот самый миг, когда Асур закаменел в своем злобном упрямстве и последние крохи его волшебства рассеялись. Но помнила она и то, что девушку-дочь братья создавали вместе, и теперь размышляла, не зная, хватит ли одному из братьев сил и умения завершить начатое когда-то. А еще, понимала Ариссия, глядя на смущенное лицо, этот мужчина, у которого несмотря на красоту лица и стройность фигуры, такие грубые руки, привыкшие к постоянной тяжелой работе, похоже, не просто влюблен в свое творение. Он любит принцессу по-настоящему. Но ее прекрасная дочь спала. И с этим надо было разобраться в первую очередь.

— Обещай мне, добрый мастер Сенур, — звучным королевским голосом сказала Ариссия, — обещай мне, что если Эрла оживет, то она будет следовать велениям собственного сердца, а не твоим желаниям, как бы они не были сильны и прекрасны.

— Я клянусь тебе, моя королева, — Сенур склонился в поклоне.

— Идите же, — Ариссия подобрала пышные юбки, и первая стала подниматься по ступеням, — ты, мастер, и вы, девочки. Солнце скоро заглянет в окна покоев принцессы.

Солнце, и правда, светило все ярче, словно тоже оглядывалось в удивлении. Искало лучами своего брата, но тот бледнел, уходя в сон, и напоследок, зевнув во всю лунную серебряную глотку, промурлыкал, закрывая лунные глаза:

— А знаешь, мне понравилось царить в ночном небе. Давай-ка теперь поживем по-другому, ты будешь светить днем, а я править звездами ночью.

Солнце подумало. И кивнуло, разбрасывая по голубому небу сверкающие лучи. Почему бы и нет? Утром и вечером они будут встречаться, и, если брату хочется погулять в ночи, пусть. Тем более, ранним утром и солнышку видно, каким красивым стало новое небо со звездами. Пусть месяц лелеет их и холит, шлифуя звездную красоту нежными лучами.

Решив так, солнце вкусно зевнуло, тряхнуло пламенной головой и засветило в полную силу, слушая живой птичий хор, шелест ветерка в зеленых листьях и шорохи сочных трав. Самый яркий луч пробрался в покои, отразился от множества зеркал, касаясь прекрасного лица Эрлы, обрамленного облаком дивных волос.

Молча стоял мастер Сенур, глядя с высоты своего немаленького роста на спящую красавицу, у которой было все — дивные глаза, прикрытые длинными ресницами, мягко сложенные алые губы, похожие на цветок, агатовые волосы, волной спускающиеся к мраморному полу — только не было в ней жизни, чтобы раскрылись синие глаза, нежный румянец расцвел на бледных щеках, а улыбка показала жемчужный блеск ровных зубов.

Мастер знал, его сердца хватит на них обоих, но он только что дал королеве клятву, что позволит принцессе самой сделать свой выбор, а честно ли будет, если в ее груди забьется точно такое же сердце, как его — переполненное любовью…

За его спиной полукругом стояли сестры, каждая из них что-то отдала милой Эрле, и Келайла переминалась с ноги на ногу, приложив ладошку к груди, в которой билось ее доброе сердечко. Если не будет другого выхода, знала Келайла, я отдам его принцессе обратно. И слезы снова подступили к серым глазам, она нахмурилась, чтобы удержать их. Ведь тогда Эрла проснется с любовью к принцу Эли.

В тишине, которая на самом деле не была настоящей тишиной — ведь за окнами вовсю голосил птичий хор, шелестели живые листья, топали, перекликаясь, люди, радуясь возвращению жизни, раздался девичий голос.

— Прими от меня еще один подарок, милая Эрла, — сказала сестра Лейла певучим, немного печальным (ей все-таки было жалко своих сказочно-прекрасных синих глаз) голосом.

Она протянула руку, ухватив тонкий солнечный лучик, и тот послушно засветил на кончике указательного пальца. Лейла плавно провела рукой в сумрачном воздухе тихой спальни, он расцветился сложными узорами, которые сплетались в невесомое позолоченное кружево, легкой сетью парило оно над спокойным спящим лицом.

— И я дарю тебе эту песенку, — вторая сестра — Кайла — запела голосом нежным, как тонкий звон лесных колокольчиков, и от тихих переливов невесомое солнечное кружево закачалось, опускаясь на спящее лицо и мраморные плечи, — пусть она всегда будет с тобой, и голос твой всегда будет нежен и певуч…

— А я, — подхватила Кейла, становясь рядом с Келайлой и беря ту за теплую руку, — прямо сейчас делаю солнечное тканье настоящим, ведь я это умею, ткать покрывала по узорам сестры моей Лейлы под песни сестры моей Кайлы.

Солнечное кружево плавно опустилось на спящую девушку, расцвечивая кожу теплым щекотным рисунком, так что ресницы дрогнули, губы слегка приоткрылись, а кожа покрылась нежным румянцем.

— А я? — прошептала Келайла.

Сестры повернулись к ней, улыбаясь.

— Главное, ты здесь, маленькая Келайла, ты с нами. И всем тепло, когда ты рядом.

Эрла пошевелилась, поднимая руку и трогая пальцами кончик носа. Открыла глаза. Садясь, сморщила нос и звонко чихнула.

— Щекотно! Я проспала все утро?

Песенка все еще колыхалась в ярком уже, совсем дневном свете, но сестры молчали, отступая от богатого ложа, чтобы принцесса увидела Сенура. Покраснев, Эрла спустила ноги к полу, нашаривая свои сброшенные туфельки с лебяжьими перышками.

А потом подняла на взволнованного мастера глаза. И такая любовь переполняла их, плескаясь в невероятно прекрасной синеве, что все, наконец, вздохнули, заговорили шепотом и тихонько засмеялись, отступая к дверям и подталкивая друг друга, вышли наружу и, еще полминуточки поглядев, на цыпочках побежали к лестнице, торопясь рассказать королю и королеве о том, что их Эрла проснулась, что она — совсем настоящая, живая. И что не нужно сейчас кидаться к ней с родительскими поцелуями, пусть двое влюбленных чуточку побудут вместе. И еще обязательно рассказать Ариссии королеве, что мастер Сенур исполнил свое обещание.