Туве Янссон - Папа и море

Потом она вспомнила про муравьёв и долго и заливисто смеялась.

Вообще-то мама не сказала ничего взрывоопасного и уж конечно не хотела обидеть папу. И тем не менее. Папа даже не помнил, что именно она сказала. Что-то вроде того, что им не нужно столько рыбы.

Она плохо радовалась щуке. Весов у них не было, но по щуке было ясно, что она весит не меньше трёх кило. Ну уж два-то наверняка. Когда в поте лица добываешь для семьи еду и изо дня в день вынужден таскать одних бесконечных окуней, начинаешь понимать, что щука кое-что значит. Щука — это событие. А она вдруг говорит, что им уже хватит рыбы.

Мама, как обычно, сидела у окна и рисовала цветочки. Она изрисовала весь подоконник и вдруг проговорила как будто в воздух, что уже не знает, куда класть ту рыбу, которую он приносит. Или что-то вроде того, что рыбу уже не в чем солить. Или что неплохо было бы поесть для разнообразия овсянки. Что-то в этом духе.

Папа повесил спиннинг на стену и отправился прогуляться. Он обогнул по краю воды весь остров, только на мыс рыбака не пошёл.

Был облачный, неподвижный день. Поверхность воды колыхалась после восточного ветра длинной плавной зыбью, такая же серая, как небо, и казалась шёлковой. Над ней изредка проносилась по своим делам гага, и снова всё замирало. Папа ступал одной лапой по камням, а другой по воде, хвост шлёпал по морю, шляпа смотрителя маяка сползала на нос, и папа думал: «Вот бы сейчас шторм… Настоящий шторм. Пришлось бы бегать вокруг, спасать вещи и следить, чтобы семейство не сдуло в воду. Я поднялся бы на башню измерить силу ветра, а потом спустился бы и сказал: „Тринадцать баллов по Бофорту. Спокойствие, только спокойствие. Нет причин для паники…“»

Мю вылавливала колюшек из ямки с солёной водой.

— Почему ты не рыбачишь? — спросила она.

— С рыбалкой покончено, — ответил папа.

— Небось доволен, — заметила Мю. — Я давно подозревала, что тебе надоело.

— А ведь и правда! — воскликнул папа. — Мне надоела рыбалка! Подумать только, и как я сам этого не заметил?

Папа пошёл к одинокому выступу смотрителя маяка и уселся там. «Надо заняться чем-то другим, чем-нибудь совсем новым. Чем-то невероятным», — подумал он.

Но он понятия не имел, чего ему хочется. Полная растерянность и недоумение, точь-в-точь как когда дочка Гафсы выдернула из-под него коврик или как когда промахнёшься мимо стула. Впрочем, нет, сейчас это другое. Скорее, он чувствовал себя обманутым.

Глядя на серое, шёлковое, не желающее штормить море, папа ощущал обман всё сильнее.

— Ну погоди же, — бормотал он. — Погоди, я с тобой ещё разберусь…

Он сам не понимал, кого имеет в виду: море, остров или чёрное озеро. Может, это даже был маяк или смотритель маяка. В любом случае звучало угрожающе. Папа покачал своей недоумевающей головой и пошёл посидеть у чёрного озера. Там он положил морду на лапы и продолжил размышлять. Время от времени море перехлёстывалось через перемычку и волновало блестящую чёрную гладь.

«Шторм гонял волны вокруг острова много сотен лет, — думал папа. — Пробки, кусочки коры, мелкие палочки перелетали через мыс в озеро, и волны уносили их обратно в море, каждый раз одним и тем же путём. Пока однажды…» Папа приподнял морду, и его озарила потрясающая мысль.

А что, если однажды что-то тяжёлое поднялось с морского дна, его перебросило волнами в озерцо и там оно утонуло на веки вечные?

Папа вскочил на лапы. Что это было, сундук с сокровищами? Ящик контрабандного виски? Пиратский скелет? Да что угодно! Главное, что всё озеро, возможно, набито самыми потрясающими вещами!

Папа возрадовался. Он вдруг ощутил прилив сил, всё, что спало, проснулось, кожу покалывало, внутри него как будто распрямились стальные пружины, призывавшие к действию. Он кинулся домой, взлетел по лестнице, рванул дверь и закричал:

— Слушайте! У меня возникла идея!

— Да что ты? — воскликнула мама от плиты. — Сто́ящая?

— Ещё какая сто́ящая, — ответил папа. — Великая! Присядь, я расскажу.

Мама села на пустой ящик, и папа рассказал ей. Когда он закончил, мама проговорила:

— Невероятно. Никто, кроме тебя, не сумел бы такого придумать. Конечно же, в озере может найтись всё, что угодно!

— Именно так, — подтвердил папа, — всё, что угодно.

Они переглянулись и засмеялись. Потом мама спросила:

— Когда начинаешь поиски?

— Сейчас же, конечно. Только смастерю приличную кошку-цеплялку. Но сначала надо измерить глубину. И как-то перетащить туда лодку. Понимаешь, если тащить её по скале вверх, она может сорваться и упасть в воду. А надо попасть именно на середину озера — всё самое ценное наверняка лежит именно там.

— Тебе нужна помощь? — спросила мама.

— Нет-нет, — ответил папа. — Я должен сделать это сам. Надо раздобыть где-то верёвку, то есть лотлинь…

Папа полез по приставной лестнице наверх, даже не вспомнив про маяк, прошёл через башню и взобрался на низкий тёмный чердак. Спустя мгновение он спустился обратно с верёвкой и спросил:

— У тебя найдётся лот?

Мама бросилась к печи и дала ему утюг.

— Спасибо, — сказал папа и вышел.

Мама слышала, как он сбежал по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Потом опять стало тихо. Мама присела к столу и засмеялась.

— Вот и чудесно! — проговорила она. — Морра меня побери, как чудесно!

Она торопливо огляделась — но никого, кто мог бы услышать, как она выругалась, поблизости не было.

Муми-тролль лежал на своей полянке и смотрел, как колышутся над головой берёзы. Они стали понемногу желтеть, и так было ещё красивее.

Он обзавёлся тремя входными туннелями: главным входом, чёрным ходом и тайным лазом на случай бегства. Он укрепил зелёные стены, терпеливо сплетая ветки. Обустраивая свою полянку, он подтверждал своё право на неё.

Он больше не думал о муравьях, которые постепенно становились землёй где-то под его круглым туловищем, запах керосина улетел вместе с ветром, и новые цветы пробились из земли на смену отравленным. Он думал о том, что по лесу снуют тысячи довольных муравьёв, наевшихся сахара. Всё стало как надо.

Муми-тролль не забыл про морских лошадок. Что-то произошло с ним, и он стал другим муми-троллем, внутри которого поселились совсем другие мысли. Ему стало нравиться одиночество. Теперь он играл один, у себя в голове, и это оказалось интереснее всего на свете. Он играл с морскими лошадками, с лунным светом, который становился ещё прекраснее на фоне Морровой тьмы. Морра тоже участвовала в игре, её присутствия нельзя было отрицать. Она выла по ночам. Но она не делала ничего плохого. Потому что он, Муми-тролль, так придумал.