Туве Янссон - Папа и море

Он собирал подарки для лошадки: красивые камушки, обточенные морем стёклышки, похожие на драгоценные камни, несколько блестящих медных грузил для сетей из комода смотрителя маяка. Он представлял, что скажет лошадка, получив подарки, придумывал мудрые поэтические беседы.

Он ждал, когда снова выйдет луна.

Муми-мама давно расставила по местам всё, что они привезли из дома. Она почти не прибиралась: пыли наверху было так мало, что о ней и говорить не стоило, а уборка ради уборки — это лишнее. Готовка тоже занимает не так много времени, если не изобретать ничего сложного. Дни стали какими-то не по-хорошему длинными.

Собирать пазл маме не хотелось, от этого занятия она ещё яснее ощущала своё одиночество.

Но как-то раз мама принялась собирать дрова. Она подбирала каждую палочку, собирала в кучу всё, что приносило на пустые берега море, и постепенно натаскала немаленькую груду брёвнышек и обломков досок. Самое приятное, что от этого на острове воцарялся порядок, и мама постепенно стала ощущать остров безобидным садом, который можно возделывать и украшать.

Мама собрала все дрова в защищённом от ветра месте у подножия маяка и сколотила козлы для распила. Они получились немножко кривые, но вполне годные, если придерживать их лапой.

Погода стояла мягкая и серая, мама пилила и пилила, отпиливала полешки одинаковой длины и аккуратным полукругом укладывала вокруг себя. Деревянная стена росла, и в конце концов внутри получилась уютная комнатка, защищённая от чужих глаз. Сухие ветки мама унесла внутрь для растопки, а расколоть аккуратные чурбачки и толстые доски у неё лапа не поднялась. По правде сказать, она и топор держать не очень-то умела.

Рядом с местом для пилки дров росла рябинка — маме она нравилась. Ягоды уже покраснели, и их оказалось неожиданно много для такого маленького деревца. Самые лучшие доски и чурбачки мама отнесла к рябине. Мама неплохо разбиралась в древесине, знала, как выглядят дуб и жакаранда, различала бальсу, дугласову пихту и красное дерево. Все они по-разному пахли, были разными на ощупь, все прибыли к ней после долгого пути.

— Жакаранда и палисандр, — приговаривала, пиля, довольная мама.

Постепенно все привыкли к пилящей маме, всё реже появлявшейся из-за поленницы. Папа поначалу переживал и пытался взять лесопилку в свои руки. Но тогда мама рассердилась:

— Это моё. Мне тоже нужна какая-то игра.

В конце концов поленница выросла настолько, что из-за неё виднелись только мамины уши. Но мама продолжала пилить и каждое утро обходила остров, собирая всё новые деревяшки.

Этим серым неподвижным утром мама нашла на берегу ракушку. Большую витую ракушку, розовую изнутри и бледно-коричневую с тёмными пятнышками снаружи.

Мама очень удивилась и обрадовалась. Ракушка лежала на песке, хотя вода не поднималась уже целую неделю. Чуть подальше мама нашла ещё белую — как раз такую, какими обкладывают клумбы. Да и весь берег вдруг оказался засыпан ракушками — большими, маленькими, а на одной оказалось даже написано мелкими красными буквами: «Привет с западного побережья».

Мама изумлялась всё больше и собирала ракушки в передник. Потом она пошла показать их папе — тот ковырялся кошкой в глубинах чёрного озера.

Папа лежал на животе, глядя в глубину, такой маленький в своей лодке, дрейфующей с опущенными в воду вёслами.

— Посмотри! — крикнула ему мама.

Папа подгрёб ближе к перемычке.

— Настоящие ракушки! — воскликнула мама. — И так высоко на берегу, там никогда ничего не было!

— Чудеса, — проговорил папа, выколачивая трубку о скалу. — Загадки моря. Правду сказать, у меня просто голова идёт кругом, когда я начинаю представлять эти тайные морские тропы. Вот ты говоришь, что ракушки лежали высоко и ещё вчера их не было. Что это значит? Значит, море способно за пару часов подняться и опуститься на несколько метров. Хотя у нас здесь нет таких приливов и отливов, как где-то там на юге. Это невероятно интересно. А что касается этой надписи — она открывает просто немыслимые возможности!

Он серьёзно посмотрел на маму и добавил:

— Именно в эти вопросы мне хотелось бы углубиться и, возможно, написать исследование. Обо всём, что имеет отношение к морю, к настоящему большому морю. Мне надо разобраться в нём. Причалы, тропинки, рыба — всё это мелочи, предназначенные для тех, кто не задумывается о глобальных связях между вещами. Глобальных связях! — повторил папа торжественно, до того красиво это звучало. — И повод для таких мыслей мне дало озеро.

— Оно такое глубокое? — мама округлила глаза.

— Очень глубокое, — подтвердил папа. — Лот едва достал до дна. Сегодня я уже выловил жестяной бидон. Это подтверждает мои догадки.

Мама кивнула. Чуть помолчав, она сказала:

— Пойду обложу ракушками свой садик.

Папа не ответил: мысли его были уже далеко.

Примерно в это же время Муми-тролль жёг в маминой печке коробочку, некогда оклеенную ракушками. Какой смысл её хранить, если ракушки он уже ободрал? Коробочку он нашёл в нижнем ящике комода; мама туда не заглядывала, потому что там, очевидно, хранились вещи смотрителя маяка.

Жестяной бидон был старый и ржавый, и в нём явно никогда не держали ничего ценнее, чем керосин или скипидар. Но это было доказательство. Чёрное озеро — тайная морская сокровищница. Папа горячо верил: в глубинах озера его ждут клады. Всевозможные. Он надеялся, что, подняв их со дна, поймёт море и всё встанет на свои места. В том числе он сам. Так ему казалось.

Поэтому папа упрямо водил по дну кошкой и мерил лотом середину озера, называя её бездной. «Бездна», — шептал он, чувствуя, как от этого слова по спине пробегает холодок.

Лот обычно останавливался то на одной, то на другой глубине. Но случалось и так, что верёвка уходила в бесконечность, сколько её ни надставляй. В лодке уже валялось множество всевозможных верёвок: бельевая, носовой швартов, якорный канат — всё, что папа успел прибрать к лапам (и что, конечно, изначально предназначалось для чего-то другого — так всегда и бывает с верёвками).

Папа разрабатывал теорию об углублении, которое доходит до центра Земли, и грезил о погасшем кратере вулкана. В конце концов он начал записывать свои мысли в старую тетрадь с коленкоровой обложкой, которую нашёл на чердаке. Несколько страниц были исписаны смотрителем маяка — короткие слова с длинными промежутками, точно сорока напрыгала.

«Весы в одиночестве, Луна в седьмом доме, — прочёл папа. — Сатурн встречается с Марсом». Видимо, у смотрителя маяка бывали гости. И, может быть, ему от этого становилось веселее. Но дальше шли сплошные цифры, их папа не понимал. Он перевернул тетрадь и начал писать с другой стороны.