Иван Панькин - Легенды о мастере Тычке

И на второй день произошел такой случай, который потом совсем изменил жизнь матросов и офицеров на крейсере "Варяг". А произошло вот что: при подъеме с воды на борт корабля вдруг сорвался катер. Не успели ахнуть, как он затонул. То ли это сделал тот самый матрос, то ли кто-то другой, доведенный "драконами" до отчаяния. Может быть, катер сорвался случайно. Но Бэр счел это злым умыслом и тут же о случившемся доложил командующему эскадрой. Тот очень возмутился и немедленно прибыл на "Варяг". Когда команду построили на палубе и разгневанный адмирал приказал виновным в потоплении катера выйти на шаг вперед, к удивлению офицеров, вся команда шагнула вперед. Адмирал настолько перепугался, что сейчас же поспешил покинуть корабль и срочно об этом доложил в Петроград. И оттуда пришел приказ: освободить Бэра от командования "Варягом", якобы по болезни, и этим же приказом он зачислялся с повышением должности в царскую свиту.

— Вот тебе и на! — говорили матросы. — Выходит, что он выслужился на нашей шкуре.

"Драконы", немного присмирев, стали ждать нового командира, надеясь, что пришлют такого же "хорошего" человека, как Бэр. Но командующий на этот раз не рискнул сюда послать "хорошего", опасаясь бунта. Он оказал честь командовать "Варягом" неугодному ему человеку, которого давно хотел сплавить подальше от себя за то, что его слишком подозрительно любили нижние чины. Этим человеком был сын нашей тульской земли капитан первого ранга Руднев, который по примеру мастера Тычки мог высказывать самые неприятнейшие слова даже командующему эскадрой. И вот теперь командующему выдался такой случай, чтобы Руднева бросить прямо в зубы бунтовщикам. А командующий был самолюбив, и у него был такой толк: что чуть сер, то обязательно волк.

И Руднева он послал не просто-напросто командовать "Варягом", а еще там найти зачинщиков бунта. "Из-за этих негодяев мы лишились такого милейшего человека, как Бэр", — с сожалением говорил командующий. И как бы жалея Руднева, он советовал ему беречь себя и действовать осторожно, ибо малейшая неосторожность может привести к взрыву и зажечь другие корабли. "Теперь "Варяг" что бочка с порохом в нашей эскадре", — сетовал командующий.

И сразу же после прихода на "Варяг" что сделал капитан Руднев — запретил рукоприкладство и офицерам дал совет относиться к матросам с уважением, ибо матросы являются такой же живой частью корабля, как и они. Многие офицеры слова нового командира приняли за шутку, но когда он за неподчинение его приказу списал с позором на берег своего помощника — старшего офицера корабля, — то этому немало удивились не только офицеры крейсера "Варяг", но и командование эскадрой. Битье матросов командование не считало большим грехом, но восстановить на прежнее место старшего офицера командование не могло: он формально не выполнил приказ своего командира.

Вроде бы капитан Руднев на корабле сделал не так уж много, а матросы сразу почувствовали себя людьми, и жизнь на корабле пошла по-другому. Матросы всюду стали поспевать, и пушки у них начали точно стрелять. Что ж, говорят, хорошая нива и сеятелю в диво. Но это еще не было чудом. Чудо произошло чуть позже, когда "варяжские бунтари", оказавшись в корейском порту Чемульпо осажденными враждебными японскими кораблями, на своем крейсере вышли в бой с целой эскадрой и о себе заставили заговорить весь мир. И так заговорить, что даже в Петрограде вынужден был их принять с почетом сам царь.

Однако варяжцев недолго баловали славой, боясь, как бы они не сделали второй шаг: их разбросали по разным кораблям и, конечно, всех держали под слежкой, потому как они уже свои мысли стали высказывать офицерам, не ссылаясь на мастера Тычку. Но второй шаг все-таки сделали. И сделали на броненосце "Потемкин", где тоже были матросы "Варяга". А третий и решительный — на крейсере "Аврора".

А как могло быть иначе? Человеку можно закрыть рот, но что сделаешь с его душой?.. А в душе каждого россиянина живет веселая удаль тульского мастера Тычки. Потому-то. наверное, после залпа "Авроры" Россия так далеко и шагнула вперед, чувствуя свою добрую силу.

Мне кажется, что всякая мечта приходит только через удивление. И она тогда может воскресить даже безнадежного человека. По этому поводу мне хочется и рассказать вам одну легенду.

В лесу умирал солдат. Лежал он на мокрой траве и думал:

"Эх, поговорить бы с кем напоследок..."

— А что бы ты хотел сказать? — вдруг услышал он чей-то шепот.

— Я хотел рассказать, какие муки-пытки я перенес на войне ради покоя своих детей. И хотел, чтобы кто-то после указал им место моей кончины.

— И только-то? А мы никогда не думаем о смерти, и если она приходит, то мы своим детям даже не подаем вида, оставаясь долго стоять рядом с ними.

Солдат открыл глаза и огляделся. Кругом не было ни души.

— А кто же вы? — спросил он.

— Мы — обыкновенные деревья.

- Ах, деревья, — разочарованно произнес солдат. — Но вы живете совсем иной жизнью... Разве вам приходится испытывать те невзгоды, которые выпадают на нашу долю?

— Говоришь, иной? — прошептали деревья. — А разве нас не так же терзают зимние бури? Или земля щадит в засушливые годы? Может, войны проходят мимо нас? Посмотри, солдат, на наши опаленные и покореженные ветви, и ты убедишься, что нам выпадают испытания не меньше, чем людям. Некоторые из нас в своем сердце держат не только осколки фашистских снарядов, а даже обломки стрел татарских орд. А все равно стараются держаться прямо.

— Но вы так приспособлены к жизни, что вас долго могут держать корни, — опять проговорил солдат.

— А только ли корни? — прошептали деревья.

И тут сразу зашумел лес, и в этом шуме солдат услышал великий гимн, прославляющий солнце и землю.

Заслышав этот гимн, сразу начали подниматься увядшие травы, по которым только что тяжкими гусеницами прокатилась война. На пашнях выглянула свежая зелень, как выглядывает из дома любопытная детвора, когда по улицам проходят праздничные хороводы, хотя где-то тело России еще полосовали траншеями чужие солдаты. Такова уж наша Русь: не успеет слезы вытереть, а уже улыбается.

Солдат приподнял голову и с изумлением стал глядеть на деревья. Они теперь ему казались живыми и близкими людьми. Вот стоят вдовушки-осины, его сестры, обездоленные войной, а вот склонилась над прудом ива Аленушка — девушка его первой и вечной любви. Когда солдат посмотрел на березы, чуть не воскликнул: "Дочери мои!.."

А лес все пел, торжественно и спокойно, как поют слагатели былин перед тем, как проводить усталых воинов в новый поход.