Иван Панькин - Легенды о мастере Тычке

Солдат лежал у векового дуба и думал: "А слышат ли люди? А слышат ли люди эту песню?" Потом и сам не заметил, как встал и пошел навстречу гулу войны.

Прошло много лет. Однажды на баянную фабрику явился старый мастер, которого давно считали погибшим на войне. Пришел он и начал проситься, чтобы его приняли работать на прежнее место. Посмотрели на него люди, а у мастера вместо пальцев — одни обрубки. Но это еще не вся беда, самое главное — он ничего не слышал. Мог ли глухой настраивать баяны?

Он же хотел от начала до конца их делать сам. Как сказать старому мастеру, имя которого знали по всей России, что он уже не может работать? Думали, думали люди и решили: "Пусть останется в цехе, добра он немного попортит, но зато убедится сам, что работать больше не может". Так с ним и поступили.

И вот уже сидит наш мастер на своем прежнем месте и собирает баян. Никто к нему не подходит, никто его не тревожит. Хотя заказчиков на фабрике всегда хоть отбавляй, каждый хочет, чтобы ему баян делал именитый мастер.

Но вот однажды в Тулу приехал из Москвы известный баянист. Увидев в цехе старого мастера, баянист воскликнул:

— Да это никак старый волшебник Стрельцов!

— Да, — сказали ему, — но он...

— Никаких но... Тот баян, который стоит перед ним, будет мой!

— Только доведет ли он его до ума?

— Доведет!

Баянист был упрямый, сказал свое слово и уехал.

Прошло какое-то время, и мастер Стрельцов наконец-то принес сдавать свой баян. Попробовали баян — не говорит он как надо. А баянист из Москвы забросал фабрику письмами: "Когда будет готов мой баян?" Что отвечать ему? И люди никак не осмелятся объяснить промашку самому Стрельцову. Однако кое-как набрались духу и объяснили, что не запел его баян, и теперь не знают, что ответить заказчику.

- Ничего, придет время — запоет, — ответил Стрельцов. — Отсылайте!

Ну как можно не поверить мастеру? Иной раз он может сказать и несуразное, да из того потом получается диво. Послали баян. Через некоторое время из Москвы приходит телеграмма: "Баян молчит". Показали телеграмму Стрельцову, а он от удивления даже брови вверх вскинул: "Этого не может быть!" Тут же собрался и покатил в Москву.

Разыскал квартиру баяниста и сразу с вопросом к его жене:

— Где хозяин?

Она объяснила, как сумела, что муж ушел на концерт. Смотрит Стрельцов, а его баян валяется на диване. Схватил его — и за баянистом. Приходит в концертный зал и опять же: "Где такой-то?" "Он только что направился на сцену". Мастер нагнал своего заказчика уже в тот момент, когда конферансье объявил о его выступлении.

— Почему ты выходишь к народу без моего баяна? — спросил Стрельцов.

— Но он же не играет, — и баянист руками показал, что у него ничего не клеится.

— Что-о? — закричал мастер.

Но баянисту некогда было заниматься объяснениями: номер объявлен! Он вежливо отстранил Стрельцова и вышел па сцену.

Чуть только смолкли аплодисменты, баянист услышал рядом с собой, у рампы, голос Стрельцова:

— Шепот русского леса!

И мастер стал растягивать мехи своего баяна. Публика сначала ничего не могла понять, а потом, когда люди прнслушались, им показалось, что над ними шелестит лес и не только шелестит, а поет неслыханную песню о русской земле, песню, которую каждый носил в своем сердце. Все тогда замерли и, как на чудо, стали смотреть на мастера с диковинным баяном. Лес над ними продолжал петь торжественно и спокойно, как поют слагатели былин перед тем, как проводить воинов в новый поход.

Как только Стрельцов кончил играть, баянист выхватил у него баян и попытался сыграть другую мелодию. Но из этого ничего не получилось. И тогда он понял, что тульский мастер сделал этот баян только для одной песни.

Чуден мир, и дивны в нем люди. Но даже среди самых дивных людей плохо жить без добрых забот, лихо без доброго слова и очень худо без добрых волнений за свое мастерство.

Я человек очень скромный. По профессии — гармонный мастер. Сам о себе говорить не охоч, о своем же ремесле послушать не прочь. Ради этого я иной раз забредаю в глухие деревушки и жду до самого вечера, пока за околицей не заиграет гармонь. Или как говорят: "Пока не запоет твоя вторая душа". Пусть даже это будет и не моя гармонь, а совсем другого мастера. Мне все равно. Это доставляет большую радость. А в особенности, если какая-нибудь баба скажет:

— Кума, слышь? Опять в нашей деревне появилась эта шальная гармонь. Снова, каналья, от какой-то матери хочет увести сына. Вот, уже чья-то девка плачется по своему кавалеру.

И правда, в глубокой деревенской тишине, будто жалуясь звездам, тоненьким голосом выводит какая-то девушка:

Сложив на коленях отяжелевшие руки, сидят на завалинке женщины и слушают эту песню, тихо переговариваясь друг с другом. У каждой в руках еще висит дневная работа — и они даже не шевелят руками.

Пожилые женщины слушают песню с горестью, а молодые думают: "Эх, скорее бы выросли наши сыновья, чтобы по ним вот так же убивались девки".

Какой матери не хочется скорее вырастить сына, а когда он становится взрослым, то жаль его отпускать от себя.

В это время каждая мать старается чем-то задобрить его. Сама недоедает, но сыну обязательно сбережет деньжонок для модной рубашки или для нового костюма.

Пойдет на базар покупать корыто, а глаза у нее бегают совсем по другим прилавкам. "Может, для сына подвернется что-нибудь такое, от чего в его глазах загорится детская радость". Но попробуй-ка выбери сразу... Нынче дети пошли такие — их ничем удивить нельзя. Принеси им двухступенчатую ракету — они скажут: "Тут не хватает третьей". А бабе все равно чего-то купить охота. Видит, какой-то мужик носит гармонь.

- Продаешь, что ли? — спрашивает она.

- Покупай, тетка, — весело говорит мужик, — гармонь тульская, двухрядная, самая нарядная. С душой звонкой, с мелодией тонкой. Век бы сам играл да слухал, но в детстве слон наступил на ухо.

Какая была душа у гармони, женщина не видела, а вот цветы, не первой свежести на мехах, она заметила.

- Бери, тетка, если хочешь в доме иметь веселье, — настаивает мужик.

— Так-то. может, так, да очень уж на вид неказиста, — отвечает она.

Мужик как будто и ждал этих слов.

— Неказиста — зато голосиста, — отчеканил он и сразу растянул мехи так. будто хотел гармонь разорвать пополам.