Иван Панькин - Легенды о мастере Тычке

— Великий мастер, — сказал он, — я заказывал вам самовар, вы мне сделали только от самовара ушки.

— Так должно и быть, — сказал мастер Тычка, - вы мне дали две полушки, а я вам за это сделал от самовара только ушки.

После этого к кому бы не приходил Илька-шнырек за какими-нибудь изделиями, все ему говорили:

— Приходи после того, когда мастер Тычка между твоих ушек водрузить самовар.

И опять Ильке приходилось придумывать что-нибудь такое, чтобы рядом с другими хоть немного побыть на виду.

Поэтому о нем всегда ходила пустая слава. А пустая слава, что пыль у дороги. Или ветер ее унесет, или дождик смоет.

Я всегда с сожалением смотрел на тех людей, которые еще не успели как следует освоить свою профессию, а делают вид, будто они уже прошли все огни и воды, на три аршина землю видят, слышат, как трава растет, знают, как черт под землей чеснок ест. И, не думая о своей неопытности и даже безграмотности, уже начинают пытаться, как порося, обратить в рыбу карася. А потом, осознав свой грех, который теперь уж нельзя уложить в орех, они, как воробьи на дождь, поднимали шум, защищая свою беспомощность. Но, однако, никогда избы криком не строятся, шумом дела не спорятся. И эти люди всегда докатывались до худой славы. А худую славу носить, что синяк под глазом: и больно и стыдно.

Давно ли, недавно, а говорят, в нашем городе жил один человек. Сначала его на работе звали Яшкой, а потом начали прозывать Канашкой, хотя он мошенником и не думал быть. А эта кличка ему прилепилась вот по какой причине. Однажды Яшке, сидевшему за ученическим столом, подумалось: «Стоит ли так много тратить времени для учебы, чтобы стать обыкновенным кузнецом, которому достаточно сплющить кусок железа — выйдет лопата, вытянуть его — прут». Ему стало казаться: то это лишнее знать, то другое... А ведь даже лишняя ресница украшает глаз, и он, не научившись как следует руками разговаривать с железом, да еще имея в голове запаса пороха всего лишь на один выстрел, бросил учебу и перешел в один из заводских цехов, где когда-то работал его отец. Пришел-то он вроде туда с длинными мыслями, а когда столкнулся не с учебной, а правдашной заводской работой, то возможности у него оказались короткими.

При исполнении любого дела, как он ни старался подбирать для себя остер топор, да руки у него оказывались туповатыми. Ничего не оставалось делать Яшке, как только надеяться на какую-нибудь неожиданную удачу, похожую на удачу одной дворовой собаки, которой после сна стоило только зевнуть, как ей тут же, на счастье, залетала в рот муха. Но такие случаи бывают больше в сказках. Однако как ни красивы и соблазнительны сказочные думы, но жить одними ими ненадежное дело, ибо яблоки падают не с неба, а с яблонь, растущих от земли. И в том цехе, куда Яшка мечтал попасть чуть ли не с детства, постепенно себя стал чувствовать сторонним человеком, живущим будто в прихожей.

Все недоучки по любому ремеслу в своих несчастьях на заводской работе обычно винят других. Яшка не был исключением. Однажды он, со злостью бросив свой инструмент, пошел шататься по разным заводам, чтобы ловить все, что плывет, все удить, что клюет.

А с давних пор известно, что у птиц, часто меняющих гнезда, оперение редеет, а у блуждающих мастеров мастерство тускнеет. Когда Яшка на выгодных и легких работах растерял даже то, что приобрел во время учебы, он заболел карманной болезнью. И карман у него стал прожорлив, как утиный зоб. Имей сто двадцать восемь рук, все равно его нельзя наполнить. Поэтому он стал кос, как соловей-разбойник, который одним глазом глядел на Киев, а другим — на Чернигов. Перестал замечать даже видных людей, которые жили обыденной скромной жизнью. Стал злым, глядел на всех с опаской, боясь, что кто-нибудь вперед его займет то вольготное место, которое наметил для себя. На всякие такие места Яшка, которого теперь уж называли Канашкой, во время своей болезни научился, как мокрень, проникать через стену. А выходцем он был из доброй и здоровой семьи. Такой уж доброй, которая в самый лихой студеный час готова согреть не только живого человека, а даже снежную бабу. А жена у него была, говорят, не женщина, а сама доброта. Рожала ему детей прямо с готовыми улыбками.

Жить бы да жить этому Яшке-Канашке спокойно и мирно с такой женой и детьми, но после заболевания карманной болезнью ему стоило где-нибудь прослышать, что на каком-то заводе благодаря какому-то недотепе открывается или уже открылась вольготная жизнь, он тут же забывал про жену и детей, по зову своего прожорливого кармана сразу устремлялся туда, где еще верят, что по кривой линейке можно провести прямую линию, а из дуги сделать оглоблю. Но пока Яшка-Канашка в поисках глупцов, будто слепень, метался из стороны в сторону, и сам не заметил, как между этих недотеп и глупцов сам ослеп и оглупел. А до этого его довела карманная болезнь. Хотя, кажется, карманы находятся далеко от глаз, но когда в них оказывается много денег, они дурно влияют на зрение. Говорят, в какие-то времена одному богатому человеку от чрезмерного богатства однажды даже Каспийское море показалось с лужу, но когда стал перешагивать через него, он утонул всего в трех лаптях от берега.

Когда у Яшки-Канашки от жадности нездоровым туманом застило глаза и ему стало казаться, что и впрямь может по кривой линейке провести прямую линию, он стал пробивать себе дорогу на высокую должность, но по слепоте своей влетел совсем не туда, откуда хотел начать свой путь, и сразу, как на крепостную стену, натолкнулся на мастера Тычку, от которого впервые услышал, что он пока не художник, а только «писарь». Мастер Тычка Яшке показался до того страшным, он подобру-поздорову решил его обойти, но Яшка-Канашка как ни старался это сделать, мастер Тычка все время оказывался перед ним. Но не стоит думать, что мастер Тычка ему творил что-нибудь непотребное, нет, он просто его посадил на такое место, где он мог по своим способностям справляться с работой и по справедливости получать за это деньги. А Яшка-Канашка со своей болезнью уже не мог обходиться без всяких шальных заработков. Да от настоящей честной работы отвык. Не знал, каким способом он мог оторваться от Тычки. А некоторые люди, вроде Кузьки Подливаева, ему стали нашептывать, что мастер Тычка, затеняя его собой, специально ему преградил путь для продвижения вперед на достойное место, которое он заслужил по своим способностям. У Яшки-Канашки после этого появилась такая ненависть к мастеру Тычке, что, когда однажды Тычка подошел к нему, чтобы показать, как лучше нужно руки держать при ковке, Яшке, глядевшему на его руки, лежащие на наковальне, захотелось ахнуть кузнечным молотом по этим рукам, полагая, что, если большое дерево свалится, и малые сойдут за большие. Только он подумал так, молот будто сам взметнулся вверх, чтобы с кузнечным громом рухнуть на наковальню. Но когда молот начал опускаться вниз, кто-то успел схватить его за локоть, и молот опустился рядом с руками мастера Тычки.