Алексей Олейников - Пламя изменений

Улле сжал губы.

Теперь самый ответственный момент. Темными хлопьями на снег осыпался пепел шлака, а в центре шара кипел расплавленный комок чистого атласита. Мастер был прав – он тяжело поддавался обработке, любая сталь или даже тугоплавкие сплавы давно бы испарились.

Но этот металл тек медленно. Улле вытягивал нити – тоньше волоса, завивая их в двойную спираль, выстраивал в сложную объемную схему согласно указаниям мастера. Этот ретранслятор сможет принять всю силу камня, когда мастер войдет в Скрытые земли. Именно там, в обиталище первых , в месте, где существуют все возможные варианты сущего, он сможет перековать состояние этого мира в новое, совершенное.

Когда сердце ретранслятора было создано, Улле бережно опустил раскаленную сферу в толщу антарктического льда. Рев и грохот воды, вырванной из своего сна, обращенной в пар, встали до небес! Окутанный горячими облаками, Улле воздвигал вокруг стены синеватого льда, следил, как замыкаются своды и выше, выше встают шпили, вырастают переходы, галереи, замковые стены, вытягиваются колонны, подпирающие своды…

Он опустил руки, завершая ток пламени.

Улле Свенсен, миньон Альберта Фреймуса, стоял в тронном зале своего замка, блистающем и холодном. Ему было жарко.

Улле шел к трону, но видел не замок, а жаркие джунгли Конго, где Хуанита водрузила свой ретранслятор на вершину вулкана, видел столовую гору в Бразилии, где в черном замке Адониса пылал огонь, стоял на красных скалах Австралии и ощущал, как дымится камень под ногами Корнелиуса, присутствовал вместе с Эмилией на Северном полюсе – она не стала создавать замок, смешная, а просто подняла ледяную гору, в центр которой поместила ретранслятор. Улле видел и стены старого замка Эжена, и черноту карстового провала, гигантскую пещеру с рухнувшим сводом, где затаилась Франческа. Они все были рядом с ним, его семья, они воздвигли семь точек приема во Внешнем мире. Предполагалось восемь точек, за вычетом Зорича и Мэй, которые ушли с мастером на Авалон, но Виолетта…

Господин перестроил схему ретрансляции, и они всемером смогут принять его пламя, – но все же на месте Виолетты зиял темный провал, им не хватало сестры, они тосковали по ней, ее братья и сестры по пламени.

И что происходит с Зоричем? Его огонь нестабилен, очень давно он не говорил ни с кем из миньонов. Мэй тяжело. Она скрывает чувства – но разве скрыть свет пламени во тьме?

Улле поднялся по ступеням, выплавленным во льду. Ноги скользили. Он нахмурился, повел ладонью, обращая ступени в серый шершавый гранит. Сел на трон и замер в ожидании. Внутри него танцевало пламя, его языки плясали в багровой тьме, и он погрузился в их созерцание.

Было ветрено. Свежий бриз приходил со стороны Океана, оттуда, где дымились громады облаков, взбитые в густой крем. Белоснежные сверху, снизу они все больше набирались сизой недоброй черноты. Там, в Океане, есть места, где влага морская переходит во влагу небесную, словно из сосуда в сосуд перетекая обратным дождем. Лоцманы говорят, что это предвестники больших бурь, «слезы моря», – но кто слушает байки Лоцманов? Их дело – принять пассажиров на борт на Счастливых островах и доставить их с наибольшими быстротой и комфортом во Внешние земли.

Агриппа всегда любил поговорить с Лоцманами – чем еще заняться во время долгих морских переходов? Ведь путь во Внешние земли мог занимать и месяц, и два – смотря как примет их лодку Великий океан, насколько угодна ему будет их цель.

Так говорили Лоцманы. Океан Вероятности они считали живым.

Кто знает – в мире так много загадок, можно ли разгадать все? А главное, надо ли? Чего стоит мир без загадок? Пустая скорлупа, из которой забрали все ценное.

Агриппа постучал костяшками пальцев по стене рубки. Они проходили мимо острова Дриад. Еще полчаса, и шхуна возьмет курс на Внешние земли. Ловушка? Ловцы решили отомстить за покушение на Видящую? Агриппа вышел в море рано утром, Лоцманы настояли – нужно было прежде «познакомить» шхуну с Океаном, она давно стояла у причала. Он гадал, как завершилась встреча мастера и директора СВЛ. Сумели ли они договориться? Может быть, их Службы не так противоположны, как кажется. В конце концов, они же все служат на благо Магуса, неужели так трудно найти общий язык?

«Если мастер и госпожа Мацуда договорятся, возможно, вместе они найдут другое решение, – подумал он. – Возможно, мне не придется…»

– Лодка, господин! – указал Лоцман Эак.

Она возникла из волн: не было ее – и вот качается рядом со шхуной. Борта темной синевы, белые барашки резьбы по носу, ни мачты, ни весел – странная конструкция. На борт безымянной моторно-парусной шхуны (Лекари не давали имен своим судам, сейчас это просто был корабль Агриппы, а после будет чей-то еще) поднялись близнецы, два отражения одного образа – чем дольше они жили, тем дальше расходились образы. Она – стройная и гибкая, с грустной улыбкой на узком треугольном лице, темно-каштановые волосы в каре, серые глаза. Платье цвета летнего моря под полуденным солнцем рябило в глазах сотнями волн-улыбок, мимо такого не пройдет равнодушно ни один мужчина.

Он – худой, нервный, словно табакерка, в которой живет беспокойный чертик – нет-нет да и высунется, покажет раскрашенный нос или край цветастого колпака. В темно-сером легком комбинезоне с множеством потайных карманов, на ногах – черные беговые туфли на полужесткой подошве. Такой наряд подходил как для пробежки, так и для тайных операций.

Следом поднялся хмурый мужчина лет тридцати с небольшим, светлые волосы, упрямый взгляд голубых глаз, жесткие складки около рта – характер у этого человека был упорный и недоверчивый. Он был одет просто, по моде Внешних земель – джинсы, застегнутая аляска, за спиной армейского типа рюкзак, на ногах высокие армейские ботинки. Рюкзак был тяжелый – когда человек опустил его на палубу, внутри послышался глухой металлический стук.

Затем легко вскарабкался юноша крепкого телосложения, лет пятнадцати. Тоже светловолосый и голубоглазый, с открытым чистым лицом, на котором, впрочем, жизнь уже успела оставить нерадостный отпечаток. Какая у него была прежде ясная улыбка, вспомнил Агриппа. Он видел этого мальчика на Соборе Магуса, а значит, узнал бы всегда – Агриппа никогда не забывал лица, числа, даты, слова, книги – за это его и выделил Авенариус.

Михаил Ермаков из Китежского Могущества.

Он был одет просто, так же как внешники, но за спиной качались рукояти двух мечей. Агриппа изумился. Зрение у него было отличное, и, насколько он мог судить по древесному узору, который вился по рукояти, один из мечей был мечом туата. Второй обычный, ничего примечательного, работы кобольдов.