Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

– Ну, Красавица, хорош собой любоваться! И так дело тормозил. Мы с тобой сегодня по зеленую траву идем, понял? Мы ее в реку кидаем, а наутро рыба приходит на прикорм. Уже и не знаем, чем ее приманить… Может, хоть это поможет. Раньше ведь помогало… – И деревенщина тяжело вздохнул.

– Опять рыба?! – Тюльпинс услышал только одно слово и испуганно дернулся, а еще не до конца зажившие ребра его мучительно заныли.

– Косим траву, понял? – Кай нацепил на голову любимую шляпу, подхватил две легкие косы и пошел к холму. – Ох и солнцепек сегодня! Ну, Красавица, натяни косынку, на!

– А почему, почему мне нельзя ходить в шляпе? Господа не ходят с куском тряпки на голове, – пробормотал Тюльп, но косынку повязал.

– Господа то, господа это… – Кай заливисто расхохотался, и смех его полетел от вершины холма к степи, к деревне, к лесу. – Что-то пока я вижу, что господа ходят в девчачьих платьях да стонут по любому поводу. Ты не злись, не злись, Красавица. Ишь надулся. Я ж не со зла, сам понимаешь.

Тюльпинс понимал. И потому по-настоящему не злился.

– А скажи, Красавица, все господа в таких платьях ходят? Ты как появился тут, стоял такой белый, важный. Я аж испугался сперва. Думал, мож, ты из Верхних. А от них добра никогда не жди.

– Это халат. Его надевают, когда хочется лениться. Ну, или после ванны. – Тюльпинс улыбнулся и намеренно не стал расспрашивать деревенщину о Верхних. Уж очень он не хотел знать, кто они такие, боялся представить, почему не ждут от них добрых дел. А когда не знаешь, что чего-то нужно бояться, так и не боишься вовсе.

– Это когда это хочется лениться? – удивился Кай. – У нас ленивых не любят. Это, что ль, позорный наряд какой-то? Чтобы сразу лентяя видно было?

– Нет, Кай. Просто бывают дни, когда ничего не нужно делать, а ты делать ничего и не хочешь. И лежишь весь день, смотришь в потолок…

– То есть по своей воле запереть себя в доме, так, что ли? Да разве ж это возможно, Красавица! – Парнишка лихо сдвинул шляпу на затылок. – Да ты дыши, дыши. Я ход сбавлю, поспеем. Видишь, уже на второй холм забрались. Это как же в доме сидеть, когда рыба не ловлена, корова не стрижена, не доена, одежда не шита? Эка глупости какие у городских. Да ты только посмотри, Красавица, какой простор кругом, да подумай, какой дурак может целыми днями в доме торчать!

Тюльпинс поднял глаза к высокому небу, вдохнул сладковатый аромат травы, парящий над холмами, прислушался к тихому журчанию реки за их спиной. И подумал, что в этом месте ему и правда не хочется сидеть в доме.

– А завтра Ниса домой придет, загостилась уж у тети Майчи. Она в служках у Друка ходила, сестренка моя. Друк из этих твоих, из господ… Тут Одиннадцатый недалеко. Вроде небольшой, а все ж город… Наши деревенские бабы туда работать ходят. Тут им дел маловато, мы и сами справляемся. У Друка улей самый большой во всем Хранительстве, говорят. Ох, сколькими телегами он его увозил, страх… И он мед рубиновый делает, так-то. Это мед тебя исцелил, Красавица. Ты ж, верно, такого прежде и не пробовал.

Тюльпинс не стал говорить, что его почти наверняка вылечили пилюли Старейшины – уж магия там была или настоящее лекарство, а подействовало хорошо. А вот рубиновый мед он знал и ел прежде неоднократно.

– Почему это не пробовал? – Тюльпинс кинул в рот горсть замалюхи, а вторую горсть отдал Каю. – Знакомая моей матери торгует таким медом.

– А, я и забыл, что Друк же через Камежа продает мед по Хранительству… То-то он такой богатый. За лесом себе вторую домину выстроил, да. А иногда с Камежем чудная такая тетка приезжает, не ваша, случаем? Быстроногая и в смешных шляпах? Про нее нам Ниса все уши прожужжала.

Тюльпинс улыбнулся, вспомнив суетливую госпожу Кватерляйн.

– Не поверишь, но правда она. Говорит, что лучше нее никто мед выбирать не умеет.

– Так-то она и права, вот что я тебе скажу. Друк всех подряд облапошивает, а ее не получается. Она как приезжает, так он злой потом ходит, ругается со всеми, Нису мою колотит. – Парень гневно сорвал горстку листочков с куста. – Ну, пришли, Красавица! Конец разговорам. Работа болтовни не любит.

В руках Кая коса казалась очень легкой, но, когда Тюльпинс принялся размахивать ею во все стороны, она внезапно потяжелела. Черенок ее то и дело выскальзывал из потных рук Тюльпа, острие втыкалось в черную почву. Да и трава, с первого взгляда тонкая и покорная, оказалась чересчур живуча. Уже через час молодой господин откинул злополучный инструмент и осел на землю, со страдальческим видом рассматривая окровавленные ладони.

– Кай, все очень плохо!

– Э, как тебя угораздило. И пузыри уже содрал? Ох, больно нежные у тебя ручки, Красавица. У нас знаешь как говорят? Что пузыри только у лентяев бывают, вот как.

– Но… это же мозоли. Настоящие, рабочие, – обиделся Тюльп.

Парнишка насмешливо улыбнулся и показал Тюльпинсу свои ладони: широкие, бугристые.

– Ну все, хватит надо мной смеяться! – Молодой господин вскочил и раздраженно топнул ногой. – Делаю что могу! И мне кажется, что все получается просто замечательно, понятно тебе?!

Тюльпинс хотел было еще что-то прокричать, но Кай резко переменился в лице и зашептал:

– Ох, что-то затянули мы с тобой, Тюльп! Далеко бежать теперь. Сдюжишь?

Волоски на затылке Тюльпинса зашевелились, он не сразу понял, что сладкий аромат травы сменился тяжелым духом бури. Он медленно обернулся и, увидев, как чернеет небо, схватил Кая за руку.

Кай недолго думая рванул вперед и в сторону, прямо к убежищу. Скошенная трава поднялась в воздух и, гонимая порывами ветра, уколами врезалась в кожу парней. Даже сквозь рубашку Тюльпинс чувствовал, как она остра. Совсем близко что-то загрохотало. Тюльп обернулся и завизжал от ужаса: черные тени туч полнились молниями, и они были так близко, что могли настичь их с минуты на минуту.

– Давай, Красавица! – взревел Кай, закидывая полную руку Тюльпинса на свою шею.

Но ноги молодого господина, ослабевшего от страха, заплетались и цеплялись за каждую кочку.

– Эй, идиоты! – позвал вдруг кто-то.

Парни резко обернулись и увидели в двух шагах от себя занесенную травой карету. Из открытой дверцы выглядывало недружелюбное грубое лицо.

– Камеж! – восторженно вскрикнул Кай и, подбежав к карете, впихнул туда Тюльпа и сам юркнул следом. Едва он захлопнул дверцу, как на карету обрушился грозный ливень, раскачивая ее и пытаясь разрушить.

– Она… она выдержит? – шепнул Тюльп, схватившийся за сердце. Он, тяжело дыша, смотрел на темный силуэт Кая, с трудом осознавая, что эта деревенщина только что спасла ему жизнь.

Когда вспышка молнии осветила карету изнутри, Тюльпинс удивленно вскрикнул. Он сразу узнал и синие глаза, и широкий подбородок, сильно выступающий вперед, и нос, такой маленький и острый, что его можно было принять за птичий клюв.