Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

Тюльпинс потряс руками, закованными в толстые железные кольца, и вскричал:

– Это чудовищная ошибка! П-п-позовите комиссара, мне необходимо с ним объясниться!

– Я тут, я тут, голубчик! – Комиссар Мэтр вальяжно подошел к решетке и отпер ее. Он помог Тюльпу подняться с лавки, все время брезгливо морщась, и проводил к столу, у которого сидели широко улыбающиеся помощники.

– Итак, это вы обнаружили господина Тюльпинса? – Комиссар улыбнулся в пышные усы. – Похвально, похвально… Где, говорите, он был?

Помощники переглянулись, словно прикидывая, какая из версий окажется убедительнее, и наконец один из них заговорил:

– Он напал на нас, сэр. Сегодня рано утром. Когда патрулировали город.

– Вздор, – устало буркнул Тюльп, с нескрываемым интересом разглядывая угри говорившего. – Вы знаете м-м-меня, комиссар. Смог бы я хоть когда-нибудь кинуться в бой?

Комиссар поджал губы, а потом вновь проницательно посмотрел на своего помощника с угрями. Парень тут же сдался:

– На самом деле все не так, сэр, – потупив взгляд, пробормотал он. – Мы нашли его у ворот. Одежда его была мокрой, как будто он всю ночь пролежал под туманом, ну, мы и подумали…

– Подумали, – внезапно голос обрел второй помощник, – подумали, что мертвый он, как все они. А он дышит. Ну, мы его сразу сюда. А тут его портреты лежат, вон… – Парень ткнул толстым пальцем на стол комиссара.

– Довольно. – Комиссар поиграл кустистыми бровями, прикидывая, как дальше вести диалог. – Можете идти.

Помощники подскочили со стульев и отошли к маленьким окошкам, прислушиваясь.

– Ну, молодой господин Тюльпинс, – комиссар открыл ящик стола и выудил оттуда пожелтевший лист бумаги, – растолкуйте мне, пожалуйста, что ваша милая матушка вам сделала, а? Неужели, так захотелось денег? Так не отказывала она вам ни в чем, брали всегда все, что хотели, так ведь?

– К-к-комиссар, – Тюльпинс сглотнул, – мне будет трудно все объяснить, но поверьте мне, я в смерти матери не повинен. Я был в другой части Хранительства с самого конца лета и узнал о ее смерти только вчера.

Комиссар присвистнул, чрезвычайно довольный собой. Видимо, именно такого ответа он и ожидал.

– Говорите, только вчера, молодой господин? А как же этот документик, а? – Он сунул под нос Тюльпу бумагу, что вертел в руках. – Вот, три недели назад вы переводите все свое состояние из банка Пятого и Сорок Восьмого, где у вашей матушки были непомерно большие вклады, в более мелкие банки, разбросанные по всему Хранительству. Стало быть, три недели назад вы уже знали, что все деньги госпожи Энли принадлежат вам, так ведь?

Тюпинс уставился на бумажонку, усыпанную бисерным, едва читаемым почерком, и мурашки пробежали по его спине. Документ господина Фату, как же, как же… Еще одна злая шутка Путника. Жестокая и лишившая Тюльпинса всякого шанса на выживание шутка.

– Я… я был обманут м-мистером Твалем, – прошептал Тюльп, пытаясь найти в себе силы и осознать происходящее.

– Ох, полноте, молодой господин! – Комиссар раздраженно взмахнул рукой. – Мистер Тваль сам предоставил мне этот документ, как только вернулся в Сорок Восьмой. Он понятия не имел, зачем вам ехать в Тринадцатый, а потому был в ужасе, когда понял, что помогал убийце!

Тюльпинс опустил лицо на руки и мелко затрясся. Слезы пересохли, полное непонимание происходящего оглушало. Как его цветущая прекрасная жизнь могла обратиться в это?

– Итак, вам нечего мне предъявить в свою защиту, как я погляжу? Тогда вы непременно будете отправлены в Третий. Прощайтесь с головой, Тюльпинс. Там не любят таких жестоких и расчетливых убийц.

– О, комиссар, комиссар, милый комиссар! Не торопитесь, я прошу вас! Все совсем не так, как вы говорите!

Тюльпинс удивленно поднял голову, узнав голос. Мистер Элнеби, помощник госпожи Полуночи, элегантной походкой направлялся к столу главы Серого корпуса. Он стал, кажется, еще худее, еще бледнее. Нос его и вовсе стал походить на кончик заточенного пера.

– Эм, я вот тут хотел передать вам кое-какую бумагу, комиссар. Поверьте, госпоже Полуночи очень важно, чтобы вы прочли ее до того, как натворите глупости.

Пока почерневший от злости комиссар углублялся в чтение довольно длинного письма, мистер Элнеби склонился к Тюльпинсу и проговорил:

– Это вы тот господин, который всю ночь бродил по туману и остался жив? Мистер Тваль сказал, что вы, кажется, что-то можете?

Тюльпинс кивнул.

– Вы предпочтете жизнь смерти, я полагаю?

Тюльпинс кивнул еще раз.

– Тогда, вероятно, вы согласитесь уйти в слуги. Понимаете, слуги принадлежат только хозяевам, город не имеет никакой власти над ними. А значит, и расправу над слугами городские власти вершить не смеют. Итак, вы хотите, чтобы вашу жизнь выкупили у города?

– К-конечно, мистер Элнеби! К-к-конечно же! Но кто же пойдет на такой отчаянный шаг ради м-меня?

– Та, кому небезразлична ваша судьба. Госпожа Полночь, само собой разумеется.

Даже большая комната для слуг в особняке госпожи Полуночи была прекрасна: дорогая мебель с позолоченными вставками вполне годилась для приема господ самого высокого положения, букеты живых цветов в хрустальных вазах наполняли воздух нежным ароматом, а от кованой люстры шел ровный белый свет. Тюльпинс, оказавшись в привычной для него среде, понемногу успокаивался. Скоро его накормят, выдадут хороший костюм, поселят в приличные покои и позволят вдоволь выспаться. А потом уж он обдумает все, что произошло, а может быть, и вовсе постарается забыть.

Когда дверь распахнулась и вошла госпожа Полночь, как всегда великолепная и блистательная, Тюльпинсу показалось, что он теряет сознание. Свет померк, мебель принялась раскачиваться из стороны в сторону, а на душе стало так тоскливо, что он едва не всхлипнул. Но прекрасная госпожа подошла ближе, виляя широкими бедрами, провела по щеке бывшего господина рукой в черной бархатной перчатке, и тому сразу полегчало. Он глупо улыбнулся и накинул плащ Кайли на колени, чтобы скрыть рваные и грязные пижамные штаны. Госпожа Полночь томным взглядом проследила за его движениями и улыбнулась, обнажая ослепительно белые зубы.

– Ну, мой милый глупыш. – Госпожа чуть отошла от Тюльпа и встала рядом с высокой, узкой у горлышка и глянцево-пухлой у дна, вазой, в которой стояли черные пионы. Уж не фигура ли госпожи вдохновляла создателя вазы? – Не нужно стыдиться своего вида. В какую передрягу ты попал? Расскажи мне все.

Тюльпинс восхищенно смотрел на черное платье в пол, расшитое мелким бисером. Он уже видел этот наряд прежде, но только сейчас понял, что платье это похоже на небо, усыпанное мерцающими звездами. Гортанный голос госпожи проурчал что-то еще, но очарованный Тюльп и этого не услышал. Он смотрел на зеленые с поволокой глаза, но их не видел, смотрел на иссиня-черные кудри, но не замечал их. Сияние, величие – вот чем была госпожа Полночь для Тюльпинса, и он чувствовал в себе силы покориться ей навечно, повиноваться любому ее желанию. Только бы она позволила быть рядом, только бы разрешила любоваться ее красотой.