Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

Тюльп кинулся в коридор и, завидев отскочившую от двери девочку, коротко поклонился. Он выбежал на ступеньки, промчался через почерневший сад и забрался в карету. Он хотел дождаться, пока мистер Дьяре выйдет на улицу, тогда с ним можно было бы поговорить. Но тут из-за угла вывернула серая карета с пыхтящей черной трубой на крыше. «Помощники комиссара!» – холодея от страха, подумал Тюльп. Он резко дернул рычаг, пытаясь лихорадочно обдумать то, что скажет Самселу.

К Небесной улице карета подкатила спустя четверть часа. Синие домишки-близнецы жались друг к другу кирпичными боками, что говорило о низком положении их жильцов. Но все же тут еще сохранялись небольшие резные заборчики, отгораживающие если не полноценные дворы, то лужайки с бирюзовым газоном.

Самсел жил в четвертом доме – самом узеньком, самом невзрачном. Да и сам друг Тюльпинса был таким – тихим, ласковым, ничем не примечательным. Тюльп перестал водить дружбу с Самселом не так давно, еще и полного года не прошло. Между ними вышла крупная ссора. Госпожа Энли наговорила Самселу очень много гадостей, заверив его в том, что такой бедняк недостоин общения с ее дорогим сыном. А Тюльпинс промолчал, даже не подумав заступиться за друга. Самсел ушел, затаив обиду, а гордость Тюльпа не позволила ему попросить прощения.

Но вот сейчас Самсел казался единственным человеком, который способен понять беглого господина, помочь ему не просто безликими двилингами, а чем-то более ощутимым, чем-то настоящим. Тюльпинс знал, что у Самсела доброе сердце, он никогда не откажет попавшему в беду.

Набравшись смелости, Тюльпинс вышел из кареты, опасливо озираясь. Кажется, никто из Серого корпуса и не думал за ним следить, но на душе все равно было неспокойно. Подождав несколько минут, парень прошел по узкой дорожке и постучал в дверь. Тихо, ненавязчиво, готовясь в любой момент отбежать обратно к карете и убраться восвояси.

Но дверь открыли после первого же стука: мать Самсела, госпожа Нария, всего на мгновение удивленно вскинула тонкие брови, а потом ее посеревшее лицо вновь осунулось, застыло. Она значительно похудела с тех пор, когда Тюльпинс видел ее в последний раз. И каштанового цвета волосы, которые она аккуратно завивала крупными локонами, сейчас топорщились. Даже воротник платья, простого и тонкого, выглядел грязным и порядком заношенным. А ведь раньше госпожа Нария считала неряшество неприемлемым… Неужели у них так туго стало с деньгами?

– П-простите за беспокойство. – Тюльпинс наконец обрел голос. – Госпожа Нария, я могу увидеть Самсела?

Госпожа Нария продолжала смотреть на незваного гостя желтыми спокойными глазами, не пуская его за порог.

– Ты в пижаме, – тихо сказала она, – и в женском плаще. Что-то стряслось?

– Я… Да, я попал в беду, – нехотя признался Тюльпинс. – Мне очень нужен совет Самсела. Он дома?

– Его давно нет дома. Его очень давно нет дома, понимаешь? Он выбежал как-то ночью на улицу… – Госпожа Нария моргнула, и по щеке ее покатилась слеза.

– Дорогая! Кто-то пришел? – Господин Нария протиснулся в проем и встал возле жены. Он тоже выглядел старше, взгляд его синих глаз потяжелел. Он крепко обнял госпожу Нария за плечи, словно силясь защитить ее не только от сквозняка, но и от чего-то гораздо более страшного.

– Господин Нария, – Тюльпинс улыбнулся: с отцом Самсела у него всегда были хорошие отношения, – вы не п-п-подскажете, Самсел дома? Увы, я тороплюсь, а мне необходимо с ним поговорить.

– Ты не был в городе последний месяц, Тюльпинс? – Брови господина Нария сошлись на переносице. – Или ты не читал газет?

– Увы, господин Нария, – Тюльп легко поклонился, – я отсутствовал в городе какое-то время. И сам даже не знаю… Вы могли видеть обо мне кое-какие… новости. Так вот, это неправда. – Парень покраснел. Он только сейчас понял, что его могут считать убийцей и вором.

– Самсел не верил, что это правда. – Мать Самсела закусила нижнюю губу, ее небольшой нос дрогнул.

– Не верил, – подтвердил отец Самсела. – Искал тебя даже. Везде искал. И подхватил какую-то заразу… Говорят, бедняки в Нижнем городе часто от нее погибают.

Госпожа Нария задрожала, а господин, пытаясь ее успокоить, прижал подбородок к ее лбу.

Внезапная догадка обожгла Тюльпинса изнутри. Он хотел задать вопрос, но так боялся ответа, что язык его онемел. Беглый господин сделал шаг назад, оступился и едва устоял на ослабевших ногах.

– Да, Тюльпинс, – надломившимся голосом сказал господин Нария. – Его больше нет.

– Но… но…

– Помнишь, какого красивого цвета у него были глаза? Бирюзовые, как наша трава… А однажды он вернулся домой очень поздно… Постоял перед дверью, а потом поднял на меня взгляд. – Госпожа поскребла пальцами по груди, собирая тонкое платье в складки. – А глаза его зеленые. Страшные. Не такие, как всегда… Он крикнул что-то, выскочил на улицу. Уже утром… – Госпожа Нария прерывисто вздохнула. – Мы смогли найти его тело только утром.

Тюльпинс закрыл лицо руками, плечи его затряслись. Он понимал, что сейчас родителям Самсела нужны слова утешения, нужна хоть капля сочувствия, но он лишь сдавленно просипел: «Он был хорошим другом» – и услышал, как закрывается дверь, оказавшись уже на лавке кареты.

Тюльпинс не знал, куда ему теперь податься, да и не видел смысла хоть что-то предпринимать. Он дернул за рычаг, не задав курса, и карета медленно покатила вперед и вниз. И словно вся жизнь молодого господина катилась сейчас вместе с этой каретой под откос, подминая под огромные колеса дорогих ему людей. Не осталось во всем Хранительстве ни одного человека, которому хоть сколько-нибудь был бы дорог Тюльпинс Энли.

Карета спустилась к стене, отделявшей Верхний город от Нижнего, и там перед ней быстро распахнулись ворота: украшавшее ее золото служило лучшим пропуском.

Тюльпинс ощущал, как катится все ниже и ниже, как дребезжат колеса на грубом камне, но ему было совершенно безразлично, где он окажется. И когда карета остановилась, упершись во вторую стену – более древнюю, видевшую Сорок Восьмой еще не разделенным на Верхний и Нижний, парень этого даже не заметил. Он вышел наружу только в сумерках, когда голод, бывший совершенно безразличным к душевным терзаниям, нещадно вгрызся в его живот.

Молодой господин распахнул дверку кареты, решительно ступил в грязь Нижнего города, но его тут же стошнило – так омерзителен оказался запах, царивший вокруг. Тут наконец Тюльпинс понял, куда его занесло.

Старая свалка, что создавалась годами, высилась впереди. Она оборонялась от незваных гостей всеми возможными способами: колкий морозный ветер разносил отравляющую вонь, голодные чайки кричали так пронзительно, что закладывало уши, с самой верхушки то и дело срывались обломки мебели или осколки посуды, стремясь вонзиться в чье-то тело.