Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

– Я соболезную, Лаела. – Эйверин шмыгнула носом и выскочила из кухни.

Тюльпинс, недоумевая, вымыл руки, наелся, а девчонка, похоже, и не думала возвращаться. Да и кухарка теперь совсем помрачнела: посуда стала валиться из ее рук, по щекам и вовсе потекли слезы. Тюльп взял кусок пирога и пошел к комнате Эйверин: после такого трудового дня просто невозможно засыпать голодным.

Дверь быстро открылась на стук. Девчонка не зажигала лампы, и рассмотреть ее было практически невозможно.

– Что? – буркнула она, морщась от яркого света, льющегося из коридора.

– П-пирог. – Тюльпинс протянул тарелку, смутившись. Она ведь должна быть ему благодарна! Ну почему она всегда только хмурится!

– Спасибо. Я не хочу.

Дверь оглушительно хлопнула, и Тюльпинсу не оставалось ничего, кроме как убраться восвояси. Он разделся, надел пижаму и улегся в кровать. Несмотря на неимоверную усталость, парню почему-то не спалось. Назавтра ему предстояло два очень серьезных разговора. С мистером Дьяре обо всем Хранительстве и с Кайли о каком-то Эйлундасе. Только скрытная экономка наверняка не расскажет все, что ей известно. А уж как Хранитель отреагирует на письмо из родной деревни, и вовсе думать не хотелось.

В конце концов Тюльпинс уснул, пытаясь отрепетировать предстоящие диалоги. Снилось ему что-то невнятное и настолько тревожное, что он пару раз просыпался от собственных криков. То видел он во сне себя, огромного и широкого, нависшего над исхудавшей и помельчавший матушкой. Он опускал на ее спину тяжелые кулаки, а она только печально улыбалась и шептала: «Хорошо, мой пирожочек. Хорошо».

Потом ему снился Тваль, плясавший мазурку с высоким красавцем по имени Эйлундас. Эйлундас звонко хохотал и все время подначивал Тюльпинса: «Как, мы незнакомы? Ты уверен? Ты хоть в чем-то уверен, пирожочек?» Но снова и снова в кошмары вплетались черные глаза. То ли несносной девчонки, то ли прекрасного учителя, то ли испуганной белки, не мог их Тюльп различить, так они походили одни на другие.

Проснулся бывший господин задолго до рассвета и недоуменно посмотрел по сторонам. Чувство было такое, будто его снова поколотили огромные рыбины. Он поскреб пальцами по щеке и с удовольствием обнаружил там новые волоски. Так недолго зарасти и настоящей щетиной.

Тюльпинс прислушался, осознав наконец, что его разбудило. Из-за стены доносились всхлипывания и неразборчивое бормотание. Похоже, Эйверин тоже не спалось. Вероятнее всего, их комнаты когда-то были одним большим залом, и теперь тонкая перегородка, разделившая его, пропускала малейшие звуки.

Тюльп поерзал: неужели кровать девчонки тоже стоит у стены и между ними сейчас всего несколько сантиметров? От такой близости ему стало неуютно. Каждый вздох, каждый стон отзывался в его сердце тупым уколом. Словно это он страдал, словно он мучился. Тюльпинс прежде не задумывался о чужой боли. Даже собственные чувства были для него тайной, но сейчас в нем просыпалось что-то неведомое. Парень сел на кровати, царапая ногтями грудь, как это делала Эйверин. Сострадание нахлынуло на него горячей волной, и ему захотелось ворваться в соседнюю комнату, обнять девчонку, успокоить, уверить в том, что все будет хорошо.

Всю его жизнь рядом была матушка, защищавшая его своим телом, своей душой, своим богатством и властью, и он знал, каково это – быть слабым. И вдруг, впервые за всю жизнь, Тюльпинсу захотелось стать сильным. Не прятаться, а оберегать. Не просить помощи, а ею одаривать.

Это было так просто: встать и, преодолев несколько метров, что-то сделать. Но Тюльп сидел, прижав руки к груди и пытаясь унять жар. Пока он колебался, Эйверин стихла. По скрипу половиц было слышно, что она встала с кровати и бродила теперь по комнате.

Поднялся и Тюльп. Он подошел к окну и восхищенно вздохнул: первый снег повел себя весьма решительно и мягкими шапками накрыл островерхие домишки и круглые фонари. На мостовой выросли искрящиеся сугробы, маскируя всю серость и неприглядность Сорок Восьмого. Теперь город выглядел торжественно и празднично. И даже туман, скользящий мимо Тюльпинсового окна, толком не пугал. Он казался холстом, на который скоро лягут краски событий нового дня. Но пока город спит, и именно этим спокойствием он и прекрасен.

Дверь соседней комнаты скрипнула. Тюльпинс подождал меньше минуты, а затем выглянул в коридор. Эйверин, укутанная в тонкое пальтишко, брела в сторону двери, ведущей на задний двор. И хоть пыталась она идти тихо-тихо, огромные сапоги, явно не ее размера, с глухим стуком опускались на ворсинчатый ковер.

Тюльпинс вернулся в комнату, оделся и поспешно вышел в коридор. До прощания оставалось еще несколько часов, но столь ранняя прогулка могла стать отличным шансом увидеться с Кайли с глазу на глаз. Тюльп застал Эйверин недалеко от выхода: она стояла у фонаря и зачарованно смотрела на кружащиеся хлопья снега, и никогда прежде в ее глазах еще не было столько света.

– Не спится? – спросила девчонка не оборачиваясь.

– Д-да, что-то странная выдалась ночка.

– Как ты понял, что туман не опасен? Я думала, господа не гуляют по ночам.

– Случайность. Негде б-б-было п-п-переночевать, – уклончиво ответил Тюльпинс. Не хотелось ему вспоминать о смерти Самсела и старой свалке.

– В городе что-то происходит. Знаешь?

– Не только в городе, – зачем-то брякнул Тюльп. А ведь он не собирался никому рассказывать о деревне. Но девчонка уже удивленно вскинула брови и пытливо на него уставилась.

Тюльпинс порылся в кармане и выудил открытку.

– Я был там, что-то происходит и у них. По сравнению с ними у нас все отлично, как мне кажется.

– Люди умирают. Раньше тела оставались на улицах, а теперь даже их не найти. – Судорожный вздох вырвался из узкой грудки Эйверин и паром повис в воздухе.

– Все дело в тумане? – Тюльпинс никогда не отличался проницательностью, но вдруг подумал, что девчонка могла потерять кого-то близкого в одну из страшных ночей. Мать Самсела сказала, что бедняки умирают чаще. Что ж, к кому еще можно отнести Эйверин, если не к беднякам?

– Не только в нем. Хотя и он что-то значит. – Девчонка провела тонкими пальчиками в воздухе, словно перебирая струны. – Я видела однажды двоих мужчин. Они волокли куда-то старика…

– О, т-так они меня п-п-по голове и огрели! – Тюльп оживился. – Наверное, они. Больше ведь некому бродить по ночам, правда? Я просто шел к Верхнему городу без цели, а они напали. Очнулся уже у комиссара. – Парень хохотнул, вспоминая, какой ужас его тогда охватил. Кто же мог знать, что все обойдется.

– Сможешь показать, где ты их видел? – Глаза девчонки возбужденно сверкнули. – Это было в Нижнем городе? Ты как там оказался?

– М-м-м-мой друг живет… жил недалеко от Нижнего. Я узнал, ч-ч-ч-что он… – Тюльпинс тяжело вздохнул, потупившись.