Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

– Гхм, – парень наконец решился и прочистил горло, – м-м-мистер Дьяре, у меня есть тут кое-что… для вас… Меня п-п-п-попросили.

Ясно ведь, что девчонке колдун доверяет, а другой возможности может и не быть, поэтому Тюльп выудил письмо и протянул мистеру Дьяре.

Глаза колдуна сузились и вспыхнули с новой силой. Он взялся за письмо, но тут же отдернул руку.

– Парень, да ты у нас не промах! Ты от них?

– С-с-смотря от кого. Я случайно увидел ваш рисунок, то есть открытку. И перенесся туда. Вот это дал мне Булутур. – Тюльпинс протянул письмо вновь, и на этот раз колдун его взял. Он вновь схватил бутылку со стола и отошел к окну.

Мистер Дьяре быстро прочел послание, которое, по-видимому, было очень коротким, и допил оставшееся вино.

– Ну что! – Колдун хохотнул. – Выходит, он все это время знал, где я, но молчал. Но теперь у меня нет выбора. Отправлюсь сегодня же, хотя и это уже может быть поздно.

Эйверин так тяжело вздохнула, что мистер Дьяре закрыл лицо руками и отошел к окну.

– Прости, Крысенок, прости! Я знаю, я обещал помочь. Но мне очень надо уехать. И чем раньше, тем лучше. Я вернусь за тобой. Через время. Через какое-то время.

– Все в порядке. – Эйверин плотно сжала губы и направилась к выходу. Но у двери обернулась и добавила: – Я привыкла, мистер Дьяре. Я привыкла, что помощи ждать неоткуда.

Она вышла на улицу, в почерневший сад, и Тюльпинс поспешил за ней. Он сказал на прощание:

– До свидания, мистер Дьяре.

– Эй, парень, – окликнул его колдун, – не оставляй больше Крысенка, ладно? Вы в одной связке. Она только с виду колючая. Ей туго пришлось.

Тюльпинс кивнул, не зная, что ответить. Он вышел на улицу и подошел к Эйверин, которая впервые за все время, что он ее знал, ужасно ссутулилась и опустила голову.

– Это я виновата. – Она кивнула на сад. – Незадолго до ее…

– Не надо. – Тюльп хотел положить руку девчонке на плечо, но она шарахнулась от него в сторону. – Не вини себя. Идем, нас уже, наверное, хватились…

На заднем дворе завелась карета. Эйверин закусила верхнюю губу, и вполне миловидная мордашка ее стала очень уродливой. Тюльпинс даже улыбнулся.

– Эй, Тюльпи, – Кайли вышла на крыльцо, – уж не твоего ли дружка дело, а? Сначала ты мать убил, потом этого надоумил, да? Ему ведь тоже наследство достанется.

– К-к-к-кайли, – раздраженно сказал Тюльп, почувствовав себя крайне оскорбленным. Выходит, экономка, растившая его, самый близкий человек после матушки, совершенно ничего о нем не знает? – Что за глупости? Ты видела Бэрри? По-твоему, он сейчас только о наследстве и думает?

– А может, он такой же актер, как ты, – зашипела Кайли, подходя ближе. – Хотя ты – плохой актер. Этот хотя бы плачет, а ты ни слезинки не проронил…

– Кайли, перестань. Мне нужно с тобой поговорить, – с жаром сказал Тюльп. – Ты ведь неспроста сунула к деньгам тот альбом, правда, Кайли?

– Ну, – экономка самодовольно улыбнулась, – может, и сунула. А что?

– К-к-кто т-т-т-т-такой Эйлундас, К-кайли? – Тюльпинс задрожал. Ему стало жарко. – Почему госпожа Полночь сказала, что я родился не в Сорок Восьмом?

Кайли визгливо рассмеялась, и Тюльпинсу захотелось ее тряхнуть, но он с трудом удержал себя в руках.

– Эй, – девчонка схватила его чуть выше локтя, – остынь, ты сейчас лопнешь, так покраснел. И пойдем, нас будут искать.

– Брат это твой, Тюльпинс, – кинула Кайли, уходя в дом. – Да только умер он, а матушка все силы на тебя одного истратила. Зря, как видишь, ой зря.

«Брат это твой…» – эти слова прогрохотали у Тюльпинса в голове. Он с удивлением посмотрел на Эйверин.

– Знаешь, а я ведь о себе ничего не знаю, – тихо сказал он. – Матушка уже не расскажет, госпожа Кватерляйн тоже. Мистер Дьяре уехал… Выходит, мне больше не на что надеяться.

– А Кайли?

– Она? Да она скорее съест свой п-п-передник. Думает, что я…

– Это Полночь виновата, – с уверенностью сказала Эйверин. – Она крушит судьбы, она рушит все.

– Эйвер, – Тюльпинс поразился жесткости голоса девчонки, – не надо, не говори так. Она не может быть виновата во всех бедах.

– Она виновата во всех бедах, что со мной приключились. И не только со мной, – отрезала девчонка, кинув тоскливый взгляд на дом. – Идем.

К полудню, когда часы на Доме Господ уже вовсю трезвонили, мистер Элнеби ворвался в комнату Тюльпа, кинул на его кровать костюм отвратительного желтого цвета и, не говоря ни слова, вновь выскочил в коридор.

По крику Эйверин: «Это еще что за?!.. Я не буду это надевать!» – Тюльпинс понял, что ей достался наряд не лучше.

– У вас десять минут! – крикнул помощник Полуночи. – Жду в коридоре!

– Ну, как-то так… – Тюльп вышел из комнаты, поправляя жесткий воротничок, впивающийся в шею.

– Эм-м-м… – Мистер Элнеби брезгливо дернул носом и повертел длинным пальцем в воздухе.

Бывший господин покорно повернулся вокруг себя, демонстрируя все недостатки костюма и собственной фигуры.

– Ладно, думаю, она прикажет отвести вас к портному. Воспитанники госпожи Полуночи ни в коем случае не должны ее позорить. Эйверин! Мы долго будем тебя ждать?

– Не так долго, как бы мне хотелось, – буркнула девчонка и вышла из комнаты.

Ей желтый цвет был совершенно не к лицу, но Эйвер по-прежнему прямо держала спину, а открытые предплечья неожиданно добавили всему образу шарма. Больше не выглядела она замарашкой со Старой Свалки, сейчас она вполне могла сойти за дочь какого-нибудь не особо состоятельного господина.

Мистер Элнеби провел их в центральную часть особняка, туда, где начинались покои госпожи Полуночи. Тюльпинс бывал здесь прежде много раз и уже привык к сложным узорам из разноцветного стекла на огромных окнах, к люстрам, украшенным мелкими фарфоровыми цветами, к мягким и безумно дорогим коврам и мебели с золотыми ножками. А вот девчонка, хоть и старалась казаться серьезной, наверняка впервые в жизни увидела такое богатое убранство. Она вздыхала каждый раз, когда поворачивала голову, пытаясь рассмотреть великолепную работу того или иного мастера. Ее широко распахнутые глаза и приоткрытый рот говорили о чистом и искреннем восхищении. Тюльпинс улыбнулся, а Эйверин, заметив его взгляд, тут же нахмурилась и с вызовом спросила:

– Что?

– Тебе ведь тут нравится, правда? Видишь, хоть госпожа и зовется Полуночью, дом как будто из света состоит, да?

– Дом к ней никакого отношения не имеет. Он ведь не меняется от каждого ее дурного поступка, верно?

– Ох. – Тюльпинс обиженно поджал губы. Сияние, окружавшее девчонку, тут же рассеялось. – Умеешь же ты все исковеркать…

– Так-так-так, детишки, помолчим, да? – Помощник Полуночи остановился перед высокой позолоченной дверью, суетливо поправил шелковый отворот пиджака, отряхнул брюки, а потом принялся приглаживать волосы.