Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 5 [litres]

– Понятно, – ровным голосом сказал Спаситель.

– Вам уже все понятно и вы согласны с этим психиатром?

– Понятно, что нужно вас выслушать.

– Да? Такой у вас метод? Просто слушать? Никогда не понимала, как это может кого-нибудь вылечить.

Она говорила без раздражения, искренне удивляясь. Спаситель в ответ улыбнулся и негромко попросил:

– Расскажите мне о Максиме.

– Муж говорит, я его слишком опекаю, не даю свободно развиваться. Я и правда все время тревожусь. Принимаю лексомил. Первые два года Максим часто пропускал детский сад, потому что когда он туда ходил, то был таким несчастным! Мне было его жаль, вот я и оставляла его дома. – Она выкручивала себе пальцы, совсем как Марго. – Думаете, у ребенка может развиться аутизм из-за матери, которая… которая не хочет, чтобы он от нее отделился? Она его пожирает?

– Вы пожираете своего сына? – повторил Спаситель, чтобы она вслушалась в то, что сказала.

– Нет, это муж так говорит. – Она стряхнула с ресниц слезу и продолжала более уверенно: – Но в этом году Максим нормально посещает подготовительную группу. У него есть свой тьютор – женщина, которая помогает ему складывать вещи, находить свою шапку, держать карандаш.

– Держать карандаш?

Мадам Карре сделала жест, как будто берет карандаш и пишет.

– Движение кисти. У него не получается. Зато он умеет читать! Правда, – добавила она, – учительница говорит, что Максим читает механически, как робот. Не улавливает смысл.

И тут случилось нечто неожиданное. Откуда ни возьмись появился Миу, мягко ступая лапами-подушечками, подошел к дивану, грациозно прыгнул и сел рядом с Максимом. Тот вздрогнул, уронил на пол телефон и отдернул руки, чтобы не прикоснуться к коту.

– Мяу! – сказал Миу, показывая себя настоящим котом.

– Мяу! – повторил за ним Максим.

– Мяу.

– Мяу.

Они разговаривали. Воспользовавшись этой минутой, Спаситель подполз к Максиму на коленях, как паломник к святыне, и притулился, насколько позволяли его габариты, у ног мальчика.

– Можешь его потрогать, – сказал психолог и поднес руку Максима к коту. – Погладить.

Максим издал протяжный стон – не то ужасаясь, не то восторгаясь, а Спаситель провел его ладошкой по кошачьей спине.

– Послушай, как он мурлычет! Погладь его рукой! Смотри, как ему нравится, что ты рядом.

Миу разлегся на коленях у Максима. На призывы психолога отозвались сразу три из пяти чувств мальчика: послушай, погладь, посмотри! Он покосился на Спасителя, не решаясь вступить с ним в контакт. И вдруг сказал:

– Черный!

– Да, я черный, – кивнул психолог. – А кот?

– Черный, – повторил мальчик, потом коснулся пальцем лапки Миу и прибавил: – Белый.

Миу был непохож на экран, но и на человека тоже непохож, поэтому с ним было спокойно.

– Так он аутист? – упорно добивалась ясности мадам Карре, беспомощно глядя на эту сцену.

– Он ребенок, – ответил Спаситель, – и он такой же, как все дети. На многое способный.

Мадам Карре изумленно ахнула и воскликнула:

– Спасибо!

Это была последняя консультация, а Спаситель так и не выкроил двух минут, чтобы позвонить сестре. Надо сделать это сейчас – на той половине с Лазарем, Луизой, Алисой, Полем, Габеном и Жово он может забыть обо всем на свете, даже о покойном Ти-Жо.

– Алло, Эвелина?

У них там середина дня. В голове у него нарисовалась картинка: столовая, пряный запах обеда, в знойном воздухе лениво вращаются лопасти вентилятора.

– Прости за давешний звонок, – сказала Эвелина. – Я оторвала тебя от работы. Знаю, тебе трудно вырваться, но тут такое дело…

И она рассказала, что незадолго до смерти Ти-Жо поведал ей о желании, осуществить которое он уже не успеет: собрать всю большую семью в пасхальный понедельник и устроить знатный пикник на пляже Де-Салин.

– Ти-Жо знал имена наших шести единокровных братьев и восьми сестер! Он оставил мне список. В нем не хватало только одного! И вот я всех приглашаю. Пасхальный понедельник – это двадцать второе апреля.

Она замолчала, надеясь, что Спаситель радостно воскликнет: «Я тоже приеду!» Но он только повторил:

– Двадцать второе апреля.

Зачем ему это нужно? Приемные родители старательно оберегали его от общения с антильской родней. Он едва знал Эвелину и дядю Ти-Жо, его детей и внуков видел один раз на празднике три года назад. Что же касается кучи сестер и братьев, которых Фефе Пасавуар наплодил по всей Мартинике, то для Спасителя они были чем-то мифическим, о чем рассказываешь, но во что не слишком веришь.

– Спаситель? – окликнула его Эвелина. Она забеспокоилась, не прервалась ли связь.

– Да-да, я тут. Я подумаю, Эвелина. Для меня это очень сложно.

– Сложно? Это же твоя семья! – Голос Эвелины снова наполнился скорбью.

– Но у меня есть другая семья, – возразил Спаситель и вдруг вспомнил, что Эвелина ничего не знает. – Я живу с… – Подругой? Сожительницей? Любовницей? – …с Луизой и ее двумя детьми. И не могу все бросить и приехать, понимаешь?

– Так бери их с собой! В доме на всех места хватит!

У Спасителя защипало в глазах. Он представил себе, как сестра встречает его, раскрыв объятия. Да, правда, они из одной семьи.

– Да, но… – Он рассмеялся, и этот звонкий смех перелетел через океан. – Боюсь, это мне немножечко не по карману!

А ведь это не шутка, подумал он, закончив разговор. У него просто-напросто не хватит средств, чтобы купить столько билетов на самолет. К концу каждого месяца у него на счету кончались деньги, а недавно пришлось брать в банке ссуду на ремонт чердака. Попросить же у Луизы не позволяла гордость, хотя, может, и зря. Оставалось одно…

Спаситель сел за свой письменный стол, сунул руку в ящик – всё почти машинально – и нащупал мешочек. Черный, бархатный, перевязанный красным шнурком. В этом мешочке Жово прятал бриллианты – добычу от налета. Спаситель оставил один-единственный, самый большой и красивый. Не решился выбросить его в реку. Таким образом, он стал укрывателем краденого и мог за это угодить в тюрьму [48] См. «Спаситель и сын», четвертый сезон. . Сколько стоит этот камень? Пятнадцать, двадцать тысяч евро? Спаситель распустил шнурок и потряс мешочек над листом бумаги. Оттуда выпала… перламутровая пуговица. Круглая пуговица примерно такого же размера, как бриллиант. Вот уж чего он никак не ожидал! Что ж, видимо, Жово открыл ящик стола и забрал то, что, как он считал, принадлежало ему. Другого объяснения не было.

– Ах ты ж… – процедил Спаситель сквозь зубы, прищурив глаза, словно желая разглядеть что-то, чего не хотел видеть раньше, хоть оно было у него под носом.

Значит, Жово – вовсе не милый старик на девятом десятке, слабый и безобидный. Он бывший наемник, бывший бандит, а люди мало меняются.