Борис Камов - Сумка Гайдара

28.9.41

В лесу у дер.

Семеновка

под Киевом

Карандаш, портсигар, дощечка, платок, мундштук начали переходить из рук в руки вдоль стола.

— Что это? — прервал молчание Скрыпник.

— Вещи Аркадия Петровича, — ответил я. — Мне их подарил Александр Дмитриевич Орлов.

— Так они у Аркадия Петровича и лежали, — спросила Афанасия Федоровна, — завернутые в платок?

— Нет, предметы накопились у Орлова постепенно. Платок попал к Александру Дмитриевичу после выхода из Семеновского леса. У Орлова прохудился сапог. Лили дожди. Он попросил у запасливого Гайдара какую-нибудь тряпицу обмотать ногу. Тряпицы не нашлось. Аркадий Петрович вынул из сумки два носовых платка, которые получил в детском подарке. И отдал полковнику. Один платок пришел в полную негодность. Орлов его выбросил. А второй сохранился.

Трофейный четырехцветный карандаш Аркадий Петрович дал Орлову что-то записать. И полковник позабыл вернуть. А мундштук и портсигар Аркадий Петрович подарил Орлову 18 октября, когда Александр Дмитриевич уходил к линии фронта. И самую большую ценность в этой коллекции, конечно, представляет дощечка.

— Не пойму, для чего она, — сказала Афанасия Федоровна, крутя в руках фанерку.

— Это дощечка от бутылки с зажигательной смесью, — ответил Скрыпник. — Дощечка была облита серой, как спичечный коробок. И бутылочная головка тоже. Дощечкой чиркали по головке. Сера загоралась. Бутылку бросали в танк. Дощечки эти солдаты иногда оставляли себе — зажигать спички и прикуривать. И называли так — «ширкало».

— А что означают слова «В лесу под деревней Семеновка»? — спросил Швайко.

— В этом лесу мы прятались, отступая по Бориспольскому шоссе, — сказал Абрамов. — Там собралось много народу. Немцы лес оцепили. Подогнали даже танки. Из этой мышеловки мы с группой Орлова и прорвались сюда, под Лепляву. А надпись... — пожал он плечами, — что может означать такая надпись?..

— Мне поначалу тоже так казалось, — сказал я, придвигая к себе фанерку, — что сидел Аркадий Петрович на поваленном дереве или пеньке, делать было нечего, настроение, вероятно, было плохое, на глаза попалась гладкая дощечка. Он вынул из кармана карандаш и набросал первое, что пришло в голову.

Но обратите внимание на одну странность: фанерка полированная, гладкая, а некоторые буквы корявые — «л» в слове «лес» больше похоже на «п» или «м». У цифры «9» внизу какой-то странный хвостик, словно сорвался карандаш и пошел писать сам. Почему?

— Мне кажется, Гайдар эти буквы сперва вырезал, — заметил Швайко, — а затем обвел чернильным карандашом.

— Верно. И возникает вопрос: а почему Аркадий Петрович не сделал эту бесхитростную надпись одним только ножом? На светлом дереве, наверное, ее было бы трудно прочесть. Тогда почему он не набросал тот же текст простым химическим карандашом? Карандаш стирается и легко размывается. Только если буквы вырезаны и прочерчены чернильным грифелем, они обретают заметность и долговечность.

Значит, Гайдар выводил эти строчки не от скуки. Ему нужно было, чтобы они сохранились надолго. И тогда мне впервые пришло в голову: а что, если дощечка не так уж проста? Что, если у нее было какое-то особенное предназначение, а текст ее... зашифрован?

— Ну уж, Борис Николаевич, вы скажете, — засмеялся Сергей Федотович. — Может, поискать уж заодно и бутылку с зажигательной смесью и на дне ее — продолжение?..

— Я бы не прочь найти и бутылку с продолжением, только текст фанерки зашифрован. И у этого шифра есть простенький, но ключ.

— Шутите, — недоверчиво улыбнулся Абрамов.

А Василий Иванович и Швайко посмотрели на меня с искренним удивлением. Я подошел к лавке, которая заменяла Афанасии Федоровне книжную полку, взял томик

Гайдара и прочитал вслух начало последнего письма:

«Дорогая Дорочка!.. Вчера вернулся и завтра выезжаю опять на передовую, и связь со мной будет прервана. Положение у нас сложное. Посмотри на Киев, на карту, и поймешь все сама...»

Это было авиаписьмо, о котором я рассказывал. Гайдар послал его 17 сентября. Взгляд на карту объяснил бы Доре Матвеевне, что обстановка вокруг Киева резко ухудшилась. А 19 сентября Совинформбюро сообщило: после продолжительных боев наши войска оставили город Киев.

Где Гайдар, успел ли он уйти из города — этого уже никто сказать не мог. Теперь давайте представим: рано утром Дора Матвеевна открывает почтовый ящик и обнаруживает в нем фанерку. Узнала бы она, кто написал эти несколько слов?.. Конечно.

Почерк на фанерке, где каждую букву сперва пришлось вырезать, отчасти изменился. И все-таки она бы сразу узнала руку Гайдара. И тогда ключом к загадочной надписи стала бы уже известная строчка авиаписьма: «Посмотри на Киев, на карту».

На дощечке стояло число — 29 сентября. Надпись была сделана через одиннадцать дней после падения Киева. Значит, Гайдар в городе не остался. Это было хорошо. В городе передвигаться и прятаться гораздо труднее.

А карта бы уже подсказала: Семеновка находится в глубоком немецком тылу. А лес?.. Значило ли, что лес партизанский?.. Нет. Гайдар умел хранить военную тайну. Будь лес партизанский, Аркадий Петрович не упомянул бы Семеновки. Следовательно, он был просто в окружении.

Большего о себе 29 сентября Гайдар не знал и сам...

А положение в Семеновском лесу было отчаянное. Сергей Федотович может рассказать об этом лучше меня. Кругом танки и немецкие автоматчики. Нет воды, нечего есть. Сергей Федотович предпринял попытку вырваться со своими саперами из леса, но плотный огонь заставил их повернуть обратно.

Таким образом, фанерка служила как бы продолжением авиаписьма, а с другой стороны — Аркадий Петрович это вполне допускал, — она могла стать последним известием о нем.

— Обождите, — остановил меня Скрыпник, — вы полагаете, что Аркадий Петрович собирался каким-то образом эту дощечку послать?..

— Не собирался, а послал. Перед самым прорывом из Семеновского леса он отдал ее Орлову. Если бы во время боя они потеряли друг друга и полковник перешел бы линию фронта, он должен был тут же переслать дощечку в Москву. Помня историю с тремя известными пистолетами, я полагаю, что и дощечек Аркадий Петрович заготовил и роздал несколько. А быть может, просто много. И по-видимому, давал их с собою людям, которые мелкими группами отваживались на прорыв.

— Отчего же Орлов не сделал, как его просили? — повернулась ко мне Афанасия Федоровна.

— Полковник перешел линию фронта в декабре. Сведения на дощечке устарели.

Семье писателя полковник сообщил открыткой, что находился с Гайдаром в окружении. А дощечку оставил себе на память. В конце концов это самое короткое послание Гайдара достигло Москвы. Оно прочитано и расшифровано.