Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 5 МАЙ

И ни разу через Золотые ворота неприятель не вошёл в Киев. Устояли они и перед штурмом Батыя, когда он осаждал Киев. Татарские орды ворвались в Киев через другие ворота, и после этого Батый в ярости приказал разрушить Золотые ворота. Сейчас от всей Киевской крепости остались только две полуразрушившиеся стенки Золотых ворот.

Государство заботится о сохранении этого памятника древней культуры. Стены скреплены железными балками, покрыты навесом.

Детский дом, где мы остановились, нам очень понравился: красивый, благоустроенный, кругом много цветов.

Мы подружились с ребятам, которые здесь живут. Много рассказывали друг другу, вместе пели песни, а вечером смотрели по телевизору «Запорожец за Дунаем».

На другой день рано утром мы сели в экскурсионный автобус и покатили по Киеву.

От старинной Андреевской церкви, которая стоит на вершине холма, особенно- хорошо видна нижняя часть города - Подол. На Подоле (по дожу Днепра) когда-то селились ремесленники, городская беднота. Сейчас там широкие прямые улицы, высокие светлые дома, окружённые парками, садами, цветниками. Вдали, у самого горизонта, поднимаются трубы Киевской ГЭС. Немного правее серебряной полосой на солнце блестит Днепр. У его причала покачиваются пассажирские катера, а вдалеке юркие буксирные пароходики, пыхтя, тащат за собой вереницы груженых барж.

Едем дальше. И вот мы на площади Богдана Хмельницкого. Кругом море цветов… А в центре - бронзовый всадник на вздыбленном коне. Гетманской булавой указывает он на северо-восток, по направлению к Москве. Памятник символизирует нерушите единство Украины с Россией.

Здесь же, на площади, знаменитый Софийский собор - один из самых древних памятников зодчества Киевской Руси. Снаружи он кажется светлым, лёгким, а внутри - такой строгий, даже мрачный. Гулко раздаётся в тишине каждый лёгкий звук, каждый шаг. На стенах потемневшие от древности лет иконы, тускло поблескивают их позолоченные оклады. Стены и потолок расписаны фресками, пол покрыт мозаичными узорами. Вот перед нами огромный мраморный саркофаг, богато украшенный резьбой. В этом саркофаге похоронен Ярослав Мудрый.

Нам очень понравился Крещатик. Это главная и самая красивая улица Киева. Все дома здесь новые, светлые, нарядные, и от этого улица кажется какой-то праздничной, Крещатик окаймлён густыми каштанами.

В Киеве мы прожили несколько дней. Побывали в Историческом музее, в Киево-Печерской лавре, ходили с экскурсией на станкостроительный завод, видели Киевский университет, планетарий, театры, дворцы культуры, парки, катались на лодках по Днепру…

Весь последний день мы ходили по Киеву, смотрели и не могли налюбоваться прекрасным городом. В Киеве нет ни одной улицы, ни одного переулка, где бы не было цветов.

Мы очень полюбили Киев с его цветниками, парками, садами, чудесными памятниками старины и великолепными вновь отстроенными улицами. Не хотелось расставаться с этим прекрасным городом.

Женя Лаврова

Рисунки М. Клячко.

Фатьма так и не пришла на праздник. Зина, глубоко обиженная, сидела на уроке, поджав губы.

«Даже и не спросила, - думала Фатьма, - наверно, даже и не заметила, что меня не было!…» И тоже не заговаривала с Зиной. И обе они, каждая про себя, решили: «После каникул надо сесть на другую парту».

День прошёл, как всегда, с той лишь разницей, что было много разговоров в классе о вчерашнем празднике. Девочки спрашивали, какие подарки получила Зина, Зина рассказывала. Отцовский подарок - краски - она принесла в школу и показала девочкам. Девочки любовались ими, немножко завидовали: ах, какие краски! Яркие, крупные, квадратные, каждая сидит в своём гнёздышке… И если, например, покрасишь небо голубой краской, то уж небо будет по-настоящему голубое, а сделаешь красный флаг, так уж флаг будет действительно красный!

Молчала только Фатьма: разве Зине есть дело до её мнения?

И не удивилась такому прекрасному подарку Тамара.

- У меня такие краски ещё в первом классе были, - сказала она. - Что же в них особенного?

- У меня, между прочим, тоже были, - насмешливо ответила ей Сима Агатова, - но в наших руках эти краски, конечно, - ничего особенного. А вот в зининых руках это будет особенное! Нам с тобой хоть в золотой коробке дай, мы всё равно ничего не сумеем!

Тамара пожала плечами:

- Подумаешь!

После уроков Зина и Тамара вышли вместе. Немножко заметало. Крыши домов на фоне темносерых туч казались особенно белыми.

- Значит, после обеда придёшь? - спросила Тамара.

- Конечно, приду, - ответила Зина, задумчиво глядя вдоль улицы.

Она глядела на серые и зелёные заборы, убранные белой кромкой снега, на белые ветки деревьев… Вот кто-то зажёг свет, окно осветилось - жёлтое пятно среди белых, серых и синевато-серых тонов. Приятно сжалось сердце: Зина сейчас придёт и нарисует всё это, обязательно, обязательно нарисует. И назовёт картинку «Вечерняя улица» или «Сумерки бредут»…

- Ну, смотри, обязательно приходи, - прервала её мысли Тамара.

Её голос ворвался в мир неясных и сладких ощущений и причинил Зине почти физическую боль. Хотелось сказать: «Да отойди ты от меня, пожалуйста, оставь меня одну!» Но Зина сдержалась, только покрепче сжала губы.

- Ведь завтра контрольная, - продолжала Тамара, - смотри, а то срежусь ещё!

- Я приду, - сказала Зина и поспешила войти в калитку своего двора.

Она шагала через две ступеньки. Сейчас поскорей пообедает, а потом немножко порисует, а потом поскорей сходит к Тамаре и вечером, когда некуда будет спешить, порисует как следует. Ах, хорошо жить!

Но только она открыла дверь квартиры, как улыбка сбежала с её лица. В квартире было что-то уж очень тихо, пахло лекарством…

Антон, который открыл ей дверь, глядел на Зину широкими глазами, полными тревоги.

- Тише… - сказал он, - у мамы голова заболела.

Зина сбросила пальто и почти вбежала в комнату. Мама лежала на диване с мокрым полотенцем на голове. Зина присела на край дивана:

- Мамочка, ты что?

Из-под полотенца глянули на Зину большие серые, почти незнакомые глаза. Зина не видела никогда такого взгляда у мамы, не то сурового, не то испуганного. Щёки её пылали, словно она только что отошла от плиты, где поджаривался её замечательный крендель. Губы засохли, чуть-чуть потрескались.