Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 5 МАЙ

«Ведь она и утром еле встала сегодня! - мелькнуло в голове Зины. - Ей вдруг захотелось полежать…»

- Мамочка, что с тобой? Мама слабо улыбнулась:

- Ну вот, уж и всполошилась. Заболела голова, да и всё. Что ж такого! У всех людей болят головы, надо же и моей поболеть когда-нибудь!

- Может, пойти позвонить папе?

- Что ты, что ты! - мама почти рассердилась. - Разве можно? Ты ведь знаешь, какая у него работа! Разве можно его тревожить?! И ничего ему не говорите, слышите, ребята? Ну, поболит голова, да и пройдёт. Вот ты, Зина, лучше намочи-ка мне полотенце.

Зина быстро сбегала на кухню, намочила полотенце холодной водой.

- Вот и всё. Вот и хорошо, - улыбнулась мама. - Полежу, и пройдёт.

- Мама, а ты лекарство какое-нибудь пила?

- Конечно, пила. Вот валерьянки выпила, сердце что-то чересчур бьётся.

И, взглянув на Антона, который, как испуганный зайчонок, стоял рядом с Зиной, мама опять улыбнулась.

- Ну, что испугались, дурачки? Ступайте, пообедайте да делайте уроки. А я вот полежу и пойду в детский сад за Изюмкой.

Зина пошла в кухню разогревать обед. Жизнь сразу померкла, будто надвинулась тяжёлая туча и заслонила солнышко, озарявшее её. В кухню вышла соседка, крановщица тётя Груша.

- Что, шибко мать-то захворала? - спросила она озабоченно.

- Говорит, ничего, - ответила Зина. - Хочет встать.

- Доктора бы надо.

Зина собрала на стол. Присмиревший Антон молча принялся за суп.

- Мама, давай вызову врача? - предложила Зина.

- Никаких врачей, - отмахнулась мать. - Что это из-за пустяков людей тревожить! Мало ли какие тяжело больные есть, а то ко мне врача! Чуть голова заболела - уж и врача. Вот горчичник поставлю на ночь, и всё пройдёт.

Зина нехотя съела котлетку. Убрала со стола, вымыла посуду.

- Мама, сменить компресс?

- Смени. А я сейчас полежу и пойду за Изюмкой.

Но когда подошёл час идти за Изюмкой, мама встала, прошлась по комнате и снова легла. Зина в тревоге вскочила.

- Я сама схожу, мама! Лежи, пожалуйста. Зина привела Изюмку из детского сада.

Изюмка подбежала к матери:

- У тебя головка болит?

- Сейчас болит. А скоро пройдёт, - улыбнулась ей мама.

Изюмка тотчас успокоилась и начала весело рассказывать, что сегодня у них в детском саду был кукольный театр, что там медвежата подрались и разорвали калошу и ещё потом гусёнок потерялся, а Настенька его всё искала!…

От изюмкиной болтовни повеселел и Антон. Он тоже видел этого гусёнка: они ещё осенью всем классом ходили в кукольный театр!

Зина решала задачи, но украдкой то и дело поглядывала на маму. Мама лежала всё такая же румяная, с блестящими глазами и сухим ртом.

«Ну, может, всё-таки, ничего? - думала Зина. - Может, скоро пройдёт? Ведь у всех же так: поболит голова и пройдёт!»

- Скоро папа придёт? - вдруг после долгого молчания спросила мать.

- Скоро, - ответила Зина. - Можно поставить суп разогревать?

- Поставь, поставь. А я сейчас встану. Мать поднялась, сняла с головы мокрое

полотенце, пригладила волосы.

- Только смотрите отцу ничего не говорите! - приказала она младшим детям. А Зину попросила: - Дочка, не расстраивай отца. Ты ведь знаешь, какой он у нас нервный…

В прихожей раздался звонок.

- Ну, вот и он идёт. Зина, помалкивай!

И, превозмогая свою головную боль и слабость, она стала доставать из буфета хлеб и тарелки.

Отец, как всегда, сначала снял свою пахнущую дымом и гарью спецовку, потом долго мылся под краном. С обычными своими вопросами: как дела, как уроки, какие отметки и что нового у Изюмки, - отец сел за стол, усталый и проголодавшийся.

- Что-то сегодня у нас Зина за старшего? - пошутил он, когда Зина подала на стол горячую кастрюлю.

Мать, чувствуя, как пожар охватывает её всю, а в боку возникает ещё какая-то неизвестная, глубокая боль, постаралась улыбнуться:

- Да вот заленилась… Барыней посидеть хочу!

- Здорово! - усмехнулся отец. - Ребята, слышите? Мать-то у нас барыней захотела быть! Вроде жены нашего инженера Белокурова! Вот, говорят, вправду барыня. То подай, это прими, а сама от безделья замучилась! И откуда, так подумать, в наше время берутся такие люди?…

Мать слушала его, улыбаясь. Слова доносились до неё откуда-то издалека, сквозь шум и звон в ушах. С трудом уловив смысл его речи, она ответила:

- Может, у богатых родителей росла… Избаловали немножко… То в школе училась… То в институте училась… Работать… человеку не пришлось…

- Где она там училась! - прервал отец. - Семилетку закончить духу не хватило. И кабы правда из учёных, а то ведь из нашего же брата, диспетчером работала, люди-то ведь знают, помнят её!… Дай мне соль, пожалуйста…

Мать протянула руку, чтобы подвинуть ему соль. Но рука её беспомощно упала, и, тяжело застонав сквозь стиснутые зубы, мать склонилась головой на стол. Отец, сразу побелевший, вскочил и подбежал к ней:

- Что с тобой? Что с тобой?

- Мама! Мама! - закричала Изюмка. Антон заплакал в голос. Зина, уронив учебник, вскочила из-за стола.

Отец перенёс маму на диван, подложил ей подушку под голову. Мама подняла на него глаза, и по этому беспомощному взгляду он понял, как тяжело она больна.

- Да у тебя же температура! - сдерживаясь, чтобы не кричать, сурово сказал он. - Ты же полыхаешь вся. И молчишь! Эх, ты, барыня! И как же тебе не стыдно? - Отец подозвал Зину: - Зина, положи компресс! Не отходи от мамы. Я сейчас сбегаю позвоню доктору.

Врач пришёл через двадцать минут. Детей отослали в спальню. Зина обняла Антона и Изюмку, прижала их к себе, уговаривая молчать. Из комнаты слышны были негромкие голоса отца и доктора, но Зина не могла разобрать, что они говорят. Их разговор прервал внезапный охрипший голос мамы:

- Солнце печёт, - сказала она,- дайте зонтик, что ли… А отцу не говорите: не надо его тревожить…

У Зины сжалось сердце: что это мама говорит, какое солнце, когда ночь?

- Крупозное воспаление, - внятно сказал доктор, - в больницу немедленно. Сейчас пришлю машину. И что же вы так медлили? Ведь она уже не первый день больна!

Доктор ушёл. Отец запер за ним дверь. Потом позвал детей.

- Идите сюда,- сказал он, и Зина не узнала ни его лица, ни его голоса, - побудем все вместе с матерью. Её сейчас увезут.

Зина со страхом поглядела на отца.

- Что, папа? Разве надо в больницу? Антон, услышав, что мать увезут, заскулил, не умея плакать тихо. А Изюмка, не слушая ничьих уговоров, бросилась к матери на грудь, обняла её и, заглядывая в лицо, закричала:

- Мама! Мама! Открой глазки! Я больше никогда не буду баловаться! Мама, открой глазки!…

И, словно услышав откуда-то, из неведомой дали, голос ребёнка, зовущего её, мать медленно открыла глаза. В глубине тусклых зрачков постепенно загоралось сознание. Она переводила взгляд с одного лица на другое, подолгу задерживаясь на каждом из них, будто хотела унести с собой отражение их в своих глазах в ту неведомую тьму, куда отходила навеки.