Журнал «Пионер» - Пионер, 1949 № 10 Октябрь

- Гм… гм… считаю своим долгом предупредить вас, Николай Гаврилович, что до меня уже давно доходят весьма неприятные слухи касательно э… э… вашего, так сказать, предосудительного влияния на учащуюся молодёжь, - начал Мейер. - За последнее время эти слухи участились. Не далее как на прошлой неделе некто, человек почитаемый, жаловался мне, что не узнаёт своих детей. Они позволяют себе предерзостно толковать о вещах, совершенно не подлежащих их суждению, как-то: о долге образованных людей перед простонародьем, о благе поселян, которому якобы препятствует власть над ними помещиков, и так далее и тому подобное. Что вы на это скажете?

Чернышевский поднял на директора смеющиеся глаза:

- Что я на это скажу? Во-первых, почтенный родитель, на которого вы изволили ссылаться, - явный обскурантист, ибо кто же, кроме обскурантиста, может в наше время утверждать, что образованный человек не обязан заботиться о благе и просвещении народа? Во-вторых, о вреде крепостного права я высказывался гораздо шире. Я говорил, что оно препятствует общему процветанию нашего отечества, задерживает развитие промышленности, распространение просвещения. Тяжелее же всего крепостное право отзывается на судьбе поселян. Ведь это же совершенно очевидно. Живые примеры у вашей молодёжи перед глазами. - Не будем вдаваться в подробности! - кипятился Мейер. - Ваши убеждения неприличны и опасны!

- Я исполняю обязанности преподавателя и наставника, учу и стремилось пробудить в своих учениках интерес к знанию, развить способность к логическому мышлению и внушить им потребность в общественной деятельности. Я исполняю свой долг добросовестно, в меру моего разумения. Ежели же вам не по вкусу метода моего преподавания, прошу прощения, я считаю её наилучшею и менять не собираюсь. Мейер растерялся. Уж нет ли за спиной молодого человека какой-нибудь влиятельной руки, что он держит себя так независимо?

- Но войдите же в моё положение, - стонущим голосом заговорил оп. - На вас со всех сторон жалобы… Мне доверена гимназия, и если я не донесу на вас попечителю, другие донесут на меня за попустительство.

«Вот оно что! Донос!» - Чернышевский встал:

- Благодарю вас за предупреждение, Алексей Андреевич, и надеюсь, больше не доставлю вам хлопот. Я собираюсь в Петербург. Полагаю, вы не будете препятствовать моему отъезду.

Лицо Мейера просияло:

- Весьма, весьма рад за вас. Разумеется, Саратов - недостаточно широкое поприще для столь высокообразованного молодого человека. Я премного ценю ваши педагогические способности… Но вы сами понимаете… положение обязывает меня.

С утра дом с мезонином, где жил Чернышевский, был осаждён гимназистами.

Восьмиклассник Дурасов, которому, как самому красноречивому, было поручено сказать прощальное слово, выступил вперёд:

- Многоуважаемый и горячо любимый Николай Гаврилович, я хочу сказать вам от лица всех товарищей… - внезапно он запнулся. В последнюю минуту все слова вылетели из головы. А ок так хорошо подготовил свою речь!

- Про университет скажи, - громким шепотом проговорил кто-то сзади.

- …от лица всех товарищей, - подхватил Дурасов, обрадованный, - что все мы, до единого, после окончания гимназического курса поступим в университет. Это вы пробудили в нас интерес к науке и… и…

- Любовь к просвещению, - подсказал Пасхалов.

- …любовь к просвещению и сознание своего долга перед народом. И кроме того мы благодарны вам за то, что вы обращались с нами вежливо, как со взрослыми. Спасибо вам за всё, Николай Гаврилович! Мы вас никогда не забудем.

Дурасов с чувством пожал тонкую руку учителя.

- Мы к вам в гости приедем в Петербург. Можно, Николай Гаврилович?

Чернышевский пожимал протянутые со всех сторон руки. Он был растроган:

- До свидания в Петербурге, друзья.

И это свидание состоялось. Окончив гимназию, многие ученики Чернышевского приехали учиться в Петербург. По воскресеньям они снова собирались у своего любимого учителя. Он говорил с ними о том, о чём они не могли услышать на лекциях от своих профессоров: о беззаветном служении народу, о непримиримой борьбе с самодержавием за счастливое будущее народа, за его свободу.

- * -

В. Кельма

Рис. В. Цельмера

Как-то в весеннюю ночь раскрылись - все сразу - тополевые гроздья, похожие на зелёные ягодки, и наутро все сады на Парк-авеню были покрыты, точно свежевыпавшим снегом, тополевым пухом. Он летел хлопьями по воздуху, оседал на волосах, покрывал лужайки и даже осмеливался забираться в дома и в комнаты замка. Не признавая никаких преград и заслонов, он дерзал покуситься даже на кабинет самого «большого босса» и мягкими белыми шариками катался там по полу или забирался на письменный стол и прилипал к монументальной чернильнице.

Ох, и воевала же с этим пухом миссис Причард! Она наступала на белые неуловимые комочки со всем воинственным пылом рьяной домоправительницы, преследовала его по всем апартаментам, сгоняла в окна, в мусорные корзины, в мусоропроводы, в мешки пылесосов. А наутро пух был тут как тут и взлетал перед самым носом разъярённой миссис Причард.

Вообще весна внушала ей много беспокойства. Например небо. Зачем оно такое излишне голубое и похоже не на приличное выдержанное небо, а на девочкино платье?! Миссис Причард предпочла бы более солидное небо, например серостального излюбленного оттенка, который так шёл к ней самой. Очень спокойный, немаркий цвет, приличествующий любому возрасту и усмиряющий повышенное настроение. А сейчас, когда ещё появились такие розоватые облачка, и ласточки зигзагами чертят небо, и воздух наполнен запахом тополей, ни за что нельзя ручаться!

Подумать только: здесь, на Парк-авеню, где всё призывало к чинности и приличию, даже запертая за семью замками природа начала заявлять о своих правах! То выпирал из-за решёток и оград цветущий куст жимолости, то появлялся там, где ему было не положено, золотой цветок одуванчика, то вырастала вдруг буйная травинка! Нет, нет, пора покончить с этим буйством весны, тем более, что собственная дочь ходит какая-то неспокойная, неуравновешенная и всё куда-то стремится уйти!

- Куда ты направляешься, Патриция?

- Я… я хочу зайти в скаутский клуб, ма. Там… там девочки просили показать им узор… вышивание ришелье…