Михаил Гершензон - Головоломки профессора Головоломки. Сборник загадок, фокусов и занимательных задач

– Головоломке, конечно. А ты кому?

– Тоже Головоломке

– Ну, давай писать вместе.

Вместе – это значит, что я писал, а Семенов лежал на кровати и сочинял. Но он больше дурачился, чем сочинял.

«Дорогой профессор Головоломка!» – написал я.

– Альфу и Бету не забудь, – сказал Семенов.

«И Альфа, и Бета, – добавил я. – Мы сегодня ездили в деревню Синичку. Отсюда, из Черного Брода, ехал туда один старичок, и мы упросили его взять нас с собой. Лошади его, наверно, тысяча лет, она ползла, как черепаха. Семенов говорит, что это совершенно новое животное, еще не описанное в литературе, по названию лошадерепаха. Она никогда не ускоряет и не замедляет шага, так что двигается всегда с одной и той же скоростью. Семенов требует, чтобы я зачеркнул «скоростью» и написал «медленностью», но я не соглашаюсь, потому что «скорость» – это научный термин, а «медленность» – такого, кажется, нет в физике.

После того как мы немного проехали, Семенов посмотрел на часы.

– Мы едем уже двадцать минут, – сказал он. – Далеко мы отъехали от Черного Брода, а, дедушка?

– Как раз половину, милок, как раз половину того, сколько отсюда до Мышиных Кочек, – сказал старик.

Там он и живет, в Мышиных Кочках; мы там не задерживались, выпили по кружке молока и тронулись дальше. Проехали пять километров, и я спрашиваю дедушку, далеко ли еще до Синички. Он ответил точно так же, как и прежде.

– Как раз половина, милок, как раз половина того, сколько отсюда до Мышиных Кочек.

Еще час прошел – наша лошадерепаха (Семенов, пока я пишу, придумал новое название – черепахошадь) дотащила нас наконец до Синички. И мы тут же решили, что пошлем вам описание этого путешествия, а Альфе и Бете эту задачу».

Я прочитал все письмо Семенову, а он всполошился:

– Ты же не написал, что спрашивается в задаче.

Тогда я добавил:

«Спрашивается: какое расстояние от Черного Брода до деревни Синички?»

– Отчаянное письмо! – воскликнул Семенов, пробежав глазами весточку от Головоломки. – Альфа и Бета правильно ответили на нашу задачу, и вообще все в порядке, но у старика нашего что-то ум за разум заходит.

– А что?

– Да вот затвердил, что он круглый неуч, недоросль. И совершенно серьезно решил поступить в школу, начинать чуть ли не с азбуки.

Я взял у Семенова письмо.

«Дорогие мои друзья! – писал Головоломка. – Альфа и Бета здоровы, как вы видите из их ответа на вашу задачу. Барсик, которого ты, Семенов, оставил мне на воспитание, кажется, не жалуется на отсутствие мышей. В Москве жарко и пыльно, я кладу себе мокрый платок на голову, как хозяйки делают с маслом, чтобы вода, испаряясь, хоть сколько-нибудь отнимала у меня тепло. В те минуты, когда старая моя голова проясняется, мне становится все очевидней, что я ничего или почти ничего не знаю. Восемьдесят лет прожить на свете, из них шестьдесят отдать науке, а потом прийти к такому выводу – это знаете, кисло.

Вчера опять имел случай убедиться, как плохо работает у меня голова. Альфа и Бета притащили два одинаковых стакана – в одном чернила, в другом вода – и говорят:

– Количество жидкости в обоих стаканах одинаковое. Мы берем из первого стакана каплю чернил и вливаем ее в воду. Потом берем каплю из второго стакана и вливаем ее в первый стакан. Количество жидкости опять сравнялось в обоих стаканах. Чего теперь больше, – спросили они, – чернил в воде или воды в чернилах?

Оказалось, я не могу ответить на такой простой вопрос! Математическое решение я, конечно, нашел в две минуты, его я вам посылаю. Но эти плутовки говорят, тут никакой математики не нужно. «Найди, – говорят, – простое логическое решение». А у меня ни одной мысли в голове. Может быть, это из-за жары? Я уже попробовал налить одеколону на платок, чтобы активней шло испарение и охлаждение усилилось. Но у меня от этих паров голова совсем пошла кругом.

Одним словом, я твердо решил: за парту! И чем скорей, тем лучше. А пока пришлите мне какую-нибудь головоломку позаковыристей на пробу».

Мы с Семеновым долго думали, что бы послать бедняге профессору. Представили себе душную московскую квартиру, жалкую тряпочку у него на голове. Наверно, сидит, худенький, в одних трусах, в своем огромном кожаном кресле – прямо картинка из «Гулливера у великанов».

– Что-нибудь полегче нужно послать, – говорю я.

– Знаешь, – говорит Семенов, – пошлем ему пару наших мишеней.

Я забыл рассказать, что мы тут целыми днями с другими ребятами упражняемся в стрельбе из лука. И мишени рисуем все разные, как на ум взбредет.

Одну мишень выбрал я. Вот она, я приложил к ней записочку:

«Меня позвали на состязание в стрельбе из лука. Но я опоздал, пришел, когда уже все было кончено. Каждый выпустил по шесть стрел. Победил, конечно, Витя – он стреляет лучше, чем Таня и Семенов. Витя выбил 120 очков. Таня – 110 очков, а Семенов – 100 очков.

– Кто же куда попал? – спрашиваю я.

А Семенов говорит:

– Сам догадайся. Я тебе только скажу, что все стрелы попали в мишень, ни одна не пролетела мимо. И еще скажу, что в яблочко, в сорок, было лишь одно попадание.

– Как же я могу догадаться?

– А ты присмотрись к мишени получше и посчитай.

Если в Москве жара спала, попробуйте, посчитайте, дорогой профессор Головоломка!»

Семенов выбрал другую мишень. Написал он совсем коротко:

«Пятеро стрелков стреляли в эту мишень. Каждый выбил ровно по 100 очков. Попадания, конечно, у всех были разные, то есть не сами попадания, а их комбинации. Кто куда попал?» Пришлось склеить большой конверт для наших мишеней, в обыкновенный не лезли.

«Дорогой профессор Головоломка! Посылаем вам ответ на задачу про поезд с двумя паровозами. Мы теперь уже можем точно ответить, почему тягач и толкач не мешают друг другу. Поезд просто делится на две части: передние вагоны тащит тягач, и сцепка у них натянута, а задние вагоны толкает впереди себя толкач, и сцепка у них болтается.

Когда мы ехали в лагерь, рядом с нашим поездом как раз шел такой состав, и мы целый час следили, как разделяется поезд на две части. Сперва тягач вез 12 вагонов, а толкач толкал 10. Потом у тягача осталось только 9, а у толкача стало 13. Оказывается, один или даже несколько вагонов «сидят на двух стульях» – то пристанут к передней части поезда, то к задней. Семенов назвал эту часть поезда «нейтральной» и очень гордится, что придумал такое ученое слово».