Лев Гумилевский - Харита, ее жизнь и приключения, а также подробный рассказ о том, как был найден город Карла Маркса

Алешка покачал головой:

— Не знаю, дяденька, ничего не знаю. И зачем ей в Москву ехать?

— Ну, уж тут история совсем особенная, тихо проговорил рыбак, — тут история, мы это с ней вместе надумали…

— Какая, дяденька, история?

Старик подумал, помолчал, потом решился:

— Надо, милый, тебе рассказать.

Он достал кисет с табаком, свернул цыгарку, раскурил ее и стал рассказывать, не торопясь, изумительную историю о городе Карла Маркса.

— Иду, дяденька!

— Куда? В Саратов-то?

— В Саратов! Не найду там Харитки — сам в город тот дорогу искать пойду!

— Ступай! — сказал рыбак, вставая с насыпи и оглядываясь на яму, — а уж если тут лежит твоя сестрица — пусть лежит! Мало ли тут, милый, лежит людей? Что твое кладбище! От одного тесней им не станет!

Алешка вздохнул. Рыбак тронул его руку.

— Ну, ну! Найдешь! Чего тут? Сердце мое чует, что найдешь!

Алешка помолчал, посмотрел в яму, встряхнулся.

— Ну, пойду! Спасибо, дяденька. Прощайте!

— Прощай! — подал ему свою руку рыбак, — прощай, голубок. Иди в Саратов, поспешай! Прямо на вокзал — раньше ей не съехать, чем через сутки. Где-нибудь там в вокзале, на путях — наткнешься. Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется! Дорогу до Саратова найдешь?

— Дойду по бережку!

— Деньжаточки есть?

— Расчет давеча хозяин с мальчишкой сюда прислал. Чтобы, говорит, и духу его не было. Даже и узелок с вещишками.

— Ну, забирай, пойдем. До бережка тогда доведу тебя, а иди в ночь, не бойся; чем раньше там будешь, — тем лучше. Может и подвезет кто еще!

Алешка не скоро нашел в темноте узелок свой. Рыбак потихоньку ушел вперед. Алешка вскинул узелок на палку, закинул его за плечо и пошел ровным шагом привычного к ходьбе человека.

Рыбак подождал его:

— А тебе который год?

— Пятнадцатый скоро пойдет!

— А сестренке что было?

— Двенадцать—тринадцатый!

— Смотри, что она это была! Совсем так и мне сказала: двенадцать—тринадцатый!

— Мать у вас померла?

— Померла!

— А отец в голод пропал?

— В голод. Ушел — не вернулся!

— Ну вот, слово в слово и она то же говорила!

Алешка пошел быстрее, точно заторопился.

— Она, дяденька, она! Теперь уж я знаю, что она! Мне бы, дураку, другим ходом, через курган навстречу ей, а я обезумел, в деревню за мужиками побежал! Уж очень она закричала, как стена посыпалась, думал, — на нее!

— А вот, видать, высвободилась! Не дело это в земле лазить! Там и задохнуться можно, и всякая гадость!

На берегу тлел костер, разведенный парнем. Рыбак простился с Алешкой, пожелал счастливого пути, показал дорожку в кустах ивняка и пошел на свой огонек. Алешка выпрямился, отдышался от тихой радости, поднимавшей с необычной легкостью босые его ноги, и пошел ивняком, мурлыкая песню.

Удивительный город понравился ему не меньше, чем Харите. Он уходил из родной деревни без жалости. Осталась одна только досада на поповича, которому не удалось переломать ног прошлой ночью, но еще заманчивее казалось Алешке рассказать обо всем в Саратове, чтобы напечатали в газете.

Утром Алешка добрался до Саратова, сел на берегу в трамвай и помчался прямо на вокзал отыскивать Хариту.

Хариту приняли от милиционера суровые женщины в белых халатах. Они ни о чем не говорили с нею, должно быть, привыкли к угрюмому молчанию приводимых с улицы детей. Харита сама не начинала спрашивать. Она покорно переходила из рук в руки, терпела молча, пока машинкой не столько стригли, сколько выдергивали волосы из ее головы, не кричала от горячей воды, пока ее мыли и терли мочалками.

Она старалась только не выпускать из глаз сапога, в котором остались деньги. В глаза набралось мыло, их поневоле пришлось со стоном закрыть.

Девочку одели в чистое белье, но платье, куртку и сапоги ей оставили. Харита, надевая сапог, ощупала деньги и спокойно пошла за женщиной в халате в высокую, светлую комнату. Молоденькая веселая девушка подошла к ней, сказала, смеясь:

— Ну вот, стала на человека похожа! Ты из какого приюта ушла, милая?

От чистоты, ласкового тепла в вымытом теле, свежего белья — на сердце у Хариты сделалось весело и просто. Девушка, положившая ей руку на плечо, спрашивала хорошо, как своя. Харита подняла на нее серые глаза, сверкавшие от недавней боли и сказала:

— Право-слово, я не из приюта!

— Откуда же ты?

— Не могу я сказать! — ответила она так просто и искренно, что девушка поверила ей.

— Ну хорошо, не говори! Тогда мы тебя в приют отправим!

— Ну, что-ж! — согласилась Харита, — только я оттуда уйду. Мне в Москву надо!

— Зачем? У тебя родные есть?

— Мамка померла, а отец пропал!

Девушка вдруг оживилась.

— А как тебя звать?

— Харита!

— Не Маргарита ли? — вскрикнула она с такой живостью и радостью, что Харита с удивлением посмотрела на нее.

— Не знаю, — опешила она, — в деревне так звали.

— Ты в деревне жила?

— В деревне!

— А фамилия, фамилия как твоя?

— Фамилье? — переспросила Харита и покачала головой, — не знаю.

— Ты вспомни-ка, девочка, вспомни! Вишневская твоя фамилия, а?

Никогда неслыханная фамилия Харите понравилась. Она кивнула головой, соглашаясь.

— Может, и так.

Девушка сжала руками плечи Хариты, точно обнимая, потом побежала к большому столу, захлопала его ящиками и вынула карточку. Она глядела на карточку и на девочку попеременно, затем поднесла ее к лицу Хариты:

— Ну, гляди сюда! Ведь, это ты!

Харита посмотрела на карточку. Кругленькое личико с большими серыми глазами понравилось ей. Она вспомнила рассказ прохожего о странных машинах, которыми узнавали человека, и, не задумываясь, ответила:

— Я!

Тогда девушка пришла в неистовый восторг. Она поцеловала Хариту, усадила ее в кресло за стол, заговорила с страшной быстротою.

— Тебя отец седьмой год ищет, мы сейчас тебя к твоей тетке отправим! Она здесь живет, в Саратове. Он тебя оставил с матерью в деревне, а мать умерла — ты пропала, тебя не нашли! Ты у кого жила?

— У деревенских в няньках! — созналась Харита.

— Ну, радуйся, Риточка, теперь все прошло, теперь ты опять счастливая будешь, богатая, нарядная!

— Это как? — спросила Харита, не понимая.

— А так, что к отцу поедешь, он вернулся опять в Россию, он богатый человек…

— А где он был?

— Он с белыми уходил, а теперь вернулся…

Харита покачала головою:

— Он не с белыми. Он за хлебом ушел!

Девушка, смеясь, обняла Хариту.

— Это нарочно тебе в деревне рассказывали, тебя обманывали, потому что так нужно было! Когда папа твой вернулся, тебя найти не могли нигде! Мать умерла, а куда тебя увезли — никто не знал!