Ирина Май - Хроники Тридевятого

– Без конструктивных предложений не принимается. Мы ждём.

Шут улыбнулся:

– Простите, друзья – я как лучше хотел. Мне, честно, идеи ваши нравятся, только неопределённо всё как-то. Разве что… Пойду-ка я в Шутовском колпаке погуляю, подумаю.

Шут нахлобучил свой колпак и быстро пошёл прочь под звон бубенцов.

Оставшись вдвоём, Кот и Гусляр устроились рядом на ступенях крыльца. Поэт достал тетрадь и начал:

– З-з-знаешь, Котофей, чтобы не тратить время зря, давай я возьму у тебя интервью для сборника рецептов счастья. Вот ты, например, счастливый человек? То есть, я имел в виду – кот. Расскажи что-нибудь о себе.

Кот задумался:

– Ну это… Зависит от того, с какой стороны посмотреть. Я, безусловно, счастлививший из котов, а по-человечески… Кто его знает? Расскажу-ка я лучше о своём пращуре. Мой предок по материнской линии кот Баюн прожил долгую и трудную жизнь. Баюн был огромного роста, эдакий кот-великан, поэтому люди его боялись – жить среди них мой предок не мог. Коту пришлось поселиться в пустыне. А как огромному зверю прокормиться в столь суровых условиях!? Пришлось перейти на человечину. Заметь, люди Баюна сами к этому подтолкнули. Рыцари частенько нападали на зверя. Кот, существенно превосходивший тупых головорезов умом и сообразительностью, питался побеждёнными искателями приключений. Кстати, дар рассказчика и свои паранормальные способности я унаследовал от моего пращура. Он знал тысячи историй, песен, загадок, обладал даром гипнотизёра. Вот только мало счастья выпало на долю моего одарённого сородича – был он окружён человеческой злобой и ненавистью.

– Ч-ч-чрезвычайно интересно и поучительно, как и всё, что ты рассказываешь. Давно хотел тебя спросить: сколько языков ты знаешь? Как тебе удалось их освоить?

Кот очень гордился знанием иностранных языков. Он приосанился и начал с явным удовольствием:

– Это долгая история. Когда я был молод и наивен, то знал кроме родного кошачьего и нескольких звериных диалектов только один человеческий язык – итальянский. Да-да, не удивляйся. Это родной язык потрясающего человека-полиглота, который когда-то давным-давно был моим хозяином и другом. Я говорю о кардинале Меццофанти*. Джузеппе Гаспаро Меццофанти жил в Риме много лет тому назад. Я подружился с монсеньёром в ту пору, когда он был уже в солидном возрасте и заведовал Ватиканской библиотекой, являясь её главным хранителем. Мой хозяин, владевший в совершенстве тридцатью восьмью языками и сорока диалектами, не считая кошачьего, был поражён моими необыкновенными способностями и взялся лично за моё образование. Незабвенный Джузеппе намеревался обучить меня всему, что знал сам, но, увы, не успел. Однако, я свободно владею восьмью человеческими языками.

Одним из любимых языков кардинала был русский. Благодаря своей мелодичности и своеобразию полюбился этот язык и мне.

В отличие от хозяина, который никогда не выезжал из Италии, я время от времени покидал уютную Ватиканскую библиотеку и отправлялся в дальние странствия. Из каждого путешествия я возвращался в Рим и с радостью пересказывал новые сказки, притчи, истории своему дорогому Джузеппе. Он ласково почёсывал меня за ухом, сытно кормил и внимательно слушал. Через некоторое время я снова отправлялся в путь – меня манила дорога.

Эта самая дорога привела меня однажды в Тибет. Там я встретился с одной хорошо знакомой тебе дамой. Я говорю о Василисе Премудрой. Она предложила мне место своего компаньона. Я обещал обдумать предложение. Василиса меня не торопила. В те времена из Тридевятого царства-государства в Тибет выходил один из порталов, но было это давно. В наши дни, как утверждает Василиса Премудрая, путь теперь запечатан. Однако, жизнь переменчива и, возможно, Тибетский проход когда-нибудь активируется вновь.

К сожалению, в реальном мире людской век недолог. Как это ни прискорбно, но настал день, когда лучшего из людей и умнейшего из кардиналов не стало на свете. С тех пор я навсегда покинул Рим и решил осесть в Тридевятом, поселившись неподалёку от имения Василисы Премудрой. Именно она привела меня сюда через древний тибетский портал. Я был бы не прочь…

Кот почесал задней лапой за левым ухом и задумался. Гусляр не торопил рассказчика, ждал.

Вскоре Кот спохватился:

– Ах, да! Кардинал Меццофанти, мудрейший из людей… Я часто вспоминаю монсеньёра. Мне думается: Джузеппе был счастливым человеком. По крайней мере, он сам считал себя таковым и кошек любил. Искренне.

Гусляр воскликнул:

– Э-э-т-то удивительно! Почему ты раньше не рассказывал о кардинале Меццофанти?! Я обязательно включу статью о нём в книгу рецептов счастья. Так и напишу: путь изучения языков – путь счастья…

Кот возразил:

– Ты упрощаешь, друг мой. Извини – не хотел заниматься критиканством подобно нашему дорогому Шуту. Всё же, позволь, я кое-что поясню. Монсеньёр изучал иностранные языки не только из интереса. Во время Наполеоновских войн кардинал постоянно посещал военные госпитали. Он получил должность исповедника иностранцев. В Риме и других католических городах эти обязанности обычно возлагались на целую группу священников, но кардинал справлялся один. Он много работал и никогда не брал вознаграждения за свой труд переводчика. Этот святой человек довольствовался малым. Монсеньёр часто говорил: «Если получил божий дар, лучшее, что ты можешь сделать – использовать его на благо людей».

Кот замолк и с изумлением осмотрелся. С восточной стороны, над потемневшим морем, небо стало фиолетово-розовым. В городе, на противоположной стороне реки, зажглись первые огни. Лишь на западе всё ещё светило солнце, но оно наполовину скрылось за вершинами гор. Его неровные лучи причудливо освещали городские крыши с замысловатыми башенками-голубятнями.

Кот и Гусляр помолчали, любуясь осенним закатом. Как ни странно, романтичный поэт первым вернулся к реальности:

– В-в-вот это да! День прошёл, а я и не заметил – даже пообедать сегодня забыл! Где же Шут? Ужинать пора.

Вскоре вернулся Шут, довольный, умиротворённый. Он улыбался и напевал себе под нос: «Туда девять жизней, та-та-та-та-та…»

– Н-н-наконец-то! – обрадовался Гусляр.

– Долго же ты гулял! Придумал что-нибудь?

– Эврика! – Давайте, друзья мои, начнём выпускать журнал. Откроем издательство, типографию. В журнале будет всё: и сказки, и стихи, и исторические очерки, и рецепты счастья, и галерея портретов (это я беру на себя), и репортажи о царских мероприятиях, и многое другое. Надо подумать, что именно. При типографии хорошо бы устроить мини-музей с коллекцией артефактов. В качестве первого музейного экспоната могу предложить Натюрморт с Шутовским колпаком. Что скажете?