Андрей Васильченко - Пули, кровь и блондинки. История нуара

Непристойный анекдот про китайца звучит в фильме дважды. Первый раз Гиттесу его рассказывает парикмахер Берни. Так цирюльник пытается предотвратить драку, которая вот-вот может завязаться между частным детективом и одним из клиентов. Джейк готов выплеснуть свой гнев на человека, которого вначале вообще не видно в кадре. Это происходит в тот момент, когда Джейк обсуждал со своим парикмахером публикацию в газете фото, компрометирующего еще живого Холлиса Малрея. На нем он был запечатлен с предполагаемой возлюбленной. И тут из соседнего парикмахерского кресла доносится: «Дурацкие имена и лица». Гиттес обрушивается на соседа с массой обвинений и оскорблений, призывая выйти на улицу и разобраться по-мужски. И именно в этот момент Берни, желая успокоить детектива, рассказывает неприличный анекдот про китайца.

Судя по заинтересованной реакции Джейка Гиттеса, он считает анекдот про китайца забавным, что подтверждается следующей сценой. В ней детектив пересказывает эту непристойную остроту своим коллегам. Он заходит в офис с широченной улыбкой на лице и предвкушает, что сейчас произведет настоящий фурор. Понимая, что шутка весьма неприличная, он покровительственно просит миловидную секретаршу на время выйти из кабинета («Милая, сходи на минуту в дамскую комнату»). На личике девушки застыла недовольная мина, она тоже не прочь услышать остроту от шефа, однако вынуждена подчиниться. Джейк стоит во время рассказа анекдота спиной к двери, а потому не видит вошедших. Коллеги пытаются остановить его, но тот силится рассказать «сальную» остроту во всех подробностях и никак не реагирует на их сигналы, точнее говоря, не правильно их трактует. На самом деле за его спиной стоит только зашедшая в офис Эвелин Марлрей. Она внимательно слушает, как Джейк заливается хохотом. Однако стоило ему только увидеть даму, как он сразу же прерывает смех, веселие улетучивается — эффект не был достигнут, он и сам и его коллеги выглядят очень смущенными.

Какова же роль непристойного анекдота в данной ситуации? Сомнительная острота в данном случае — это эмоциональный мостик, который ведет от гнева к радости, а затем к неловкому положению. Получается эмоциональный круговорот: анекдот предназначался для Джейка, затем идет от Джейка к другим людям (даже против их желания, как, например, с Эвелин Малрей) и в конце концов вновь возвращается к Джейку. Вначале юмор используется для того, чтобы погасить вспышку гнева у частного детектива. Парикмахер для этого специально использует сомнительный юмор, так как прекрасно знает суть Гиттеса. Однако в следующей сцене анекдот показан как неудачная шутка — веселья не получилось, Гиттес оказывается в неудобном положении. Эвелин Малрей в буквальном смысле слова «ломает» остроту и направляет собственную психическую энергию в противоположном направлении. Несмотря на то, что вовсе не Джейк выдумал анекдот, он превращается в «творца дурной шутки».

Причем Эвелин по меньшей мере дважды «втыкает шпильку» в Джейка, ставя его на место. Первый раз героиня «обливает» Джейка холодным презрением в связи с тем, что он содействовал публикации компрометирующих фотографий ее супруга. Она открыто его высмеивает, преподнося как никудышного детектива, который даже не в состоянии проверить свои источники информации. Под конец сцены на ее лице появляется обманчивая улыбка, Джейк ошибочно принимает это за хороший знак и тут же второй раз оказывается в дураках. Он говорит: «Подождите минуточку, миссис Малрей. Это явно какое-то недоразумение. Нет смысла себя вести столь жестко». А в ответ слышит: «Я ни с кем не веду себя жестко… Это делает мой адвокат». Гиттес явно больше не контролирует ситуацию, он растерян, неприличный анекдот вышел ему боком. Таким образом казавшийся незначительным курьез демонстрирует эгоистическую, самовлюбленную натуру Джейка Гиттеса, в которой кроется саморазрушительный, почти суицидальный потенциал.

Через стилистические особенности Роман Полански открывает зрителю пространство, которого не было в оригинальном сценарии. Он пытается показать противостояние внутри нуара между его визуальными аспектами и повествовательными моментами. Шутка про китайца как бы отсылает зрителя к китайскому кварталу, которого он никогда не видел.

В непристойном анекдоте чувствуется подавленная ярость, адресуемая именно к этому месту. В Джейке бурлит желание отомстить. Не случайно он взрывается в парикмахерской, нападая на незнакомого человека, который вполголоса что-то произнес о «дураках». Этот человек невидим, как и китайский квартал. Стоя спиной к дверям, Джейк также не видит в своем офисе и Эвелин Малрей, которая тоже ему угрожает.

Иногда даже частного детектива оставляет чувство юмора.

Кадр из фильма «Детективная история»(1951)

Полански пытается уделять большое внимание пространству, не привязывая его к структуре фильма; он стремится к большему, нежели просто драматический эффект. Через стилистику, присущую нуару, режиссер создает пространственный промежуток, как бы связывающий между собой видимые и незримые действия. В итоге все кинополотно складывается из множества «отсутствий»: пустой стул, с которого ушла секретарша, очки, извлеченные из пруда с большим запозданием, страшнейшая засуха, посреди которой «тонут» несколько человек.

Или другой пример манипулирования пространством — незабываемая сцена, в которой Джейк Гиттес подвергается нападению «человека с ножом» — его в фильме сыграл сам Роман Полански. Как и во всей кинокартине, у этой сцены есть как повествовательная, так и визуальная сторона, строящаяся на ряде эффектов. В этой сцене сомнительные остроты взаимосвязаны с визуальными элементами, будучи призванными вызвать у зрителя ощущение паники, типичного для нуара клаустрофобного страха и боли. Невысокого роста гангстер в светлом костюме и белой шляпе с циничным юморком потешается над частным детективом, которому чуть было не отрезал нос. «Проныра, ты знаешь, что происходит с не в меру любопытными парнями? Ах, нет? Хочешь узнать? Они лишаются своих носов». На визуальном уровне сцена является типичной западней, причем Гиттес заманил в нее себя сам. На протяжении всей ленты он оказывается в «ловушках», куда попадет по собственной же вине. В сцене с ножом он втиснут в крошечное пространство между громилой Клодом Мелвихиллом, над которым он еще недавно потешался («Мелвихилл, зачем тебе вода? Ты ведь не пьешь и не моешься? Как ты узнал, что у тебя ее отключили? Для этого же надо уметь читать»), и забором, ворота которого стянуты мощной цепью.