Каури Лесса - Золушки нашего Двора

Начальник Тайной канцелярии лукавил. Услышав любое имя раз, он уже никогда его не забывал.

Ники молча кивнула, продолжая разглядывать зал.

— Она же совсем молоденькая? — изумился Троян. — Не боишься?

— С её уровнем Силы возраст значения не имеет, — пожала плечами архимагистр, — только опыт. А какой опыт можно получить в орденской библиотеке или тренировочном зале?

Герцог с сомнением пожевал губами.

— Что ж, Ники, тебе виднее! Когда отправлять группу?

— Послезавтра. Сегодня и завтра все столичные маги, включая боевых, задействованы для охраны порядка и участия в свадебных торжествах.

— Хорошо! Портальные свитки и бумаги с нужными полномочиями я подготовлю! — кивнул рю Вилль. — А сейчас вынужден тебя покинуть... Служба зовёт!

— Юго-запад, — Никорин вдруг посмотрела на него своими невозможными глазами цвета льда.

— Что? — моргнул герцог.

— Шторм уйдёт на Юго-Запад, к Крейской акватории. И будь добр, потрать мою долю на реставрацию 'Чёрной каракатицы'!

Миг — и архимагистра не стало. Она просто испарилась, оставив рю Вилля с открытым ртом осознавать сказанное.

— Проклятье! — наконец, пробормотал он. — Нет, ну какая женщина!

***

От удара она больно приложилась щекой к дверному косяку. У кабатчицы была тяжёлая рука, которой та не стеснялась раздавать прислуге тумаки и пощёчины.

— Опять ходила с рыбаками в море, шваль?

— Но я же пришла вовремя!

— Нет, ты опоздала! Ещё раз не увижу тебя у дверей во время открытия — пойдёшь искать работу у шлюх!

Хозяйка развернулась и поплыла на кухню огромной бесформенной медузой, воняющей рыбой.

А Ники отправилась в каморку, где стояло два чана с водой и ведро с песком, которое она ежедневно притаскивала с пляжа — для мытья посуды. Всерьёз задумавшись над тем, чем пахнут медузы, она скинула в один из чанов посуду с подносов, ополоснула подносы и оттащила в зал. Несмотря на внешнюю хрупкость, девушка была сильной — когда отец бывал дома, ходила с ним в море, вязала узлы, поднимала парус на их старой лодчонке, вытягивала на пару с отцом полные сети, а затем сгружала на берег корзину, в которой подпрыгивали серебристые рыбёшки, похожие на драгоценные монетки живым блеском чешуи. Однако отец уходил в рейсы надолго — он был матросом на торговом судне, следовавшем через пролив в Гаракен и дальше, вдоль побережья, до самой западной точки судоходного пути. Заработанных за рейс денег семье, в которой росли шестеро детей мал-мала меньше, хватало ровно на половину его отсутствия дома.

Ники была старшей. Так уж сложилось. Нянчила мелких, помогала матери — хрупкой большеглазой женщине, чью красоту съела бедность и болезни, рано пошла работать. Ей мечталось о море, однако судьба распорядилась по-другому. Женщинам на большой воде места не было. Да, ходили слухи о капитаншах, держащих в страхе не только команды своих кораблей, сплошь состоящие из мужчин, но и окрестные портовые города. Однако ни одной такой Ники в Вишенроге не встречала.

Заработка отца и старшей дочери худо-бедно хватило на ученический взнос в гильдии для троих средних братьев-погодков. Слава Пресветлой, мальчонки были смышлёными и рукастыми, их быстро разобрали мастера, и жить стало легче. Предпоследний брат мечтал стать солдатом и день и ночь пропадал в казармах, а самый младший был ещё так мал, что держался за материнскую юбку. Ники, перебивавшаяся случайными заработками, наконец, устроилась посудомойкой в матросский кабак под названием 'Чёрная каракатица'. Жизнь налаживалась.

Красота матери передалась ей — тонкий стан, приятные черты лица, большие глаза и светлые волосы. У неё было всё для приличного заработка на улице Алых подвязок, не было только желания торговать своим телом, поскольку она рано поняла, как опасны бывают мужчины, неважно, пьяные или трезвые, и почти так же рано осознала, что их желания не всегда совпадают с её собственными. И Ники мимикрировала. Спутавшиеся серые волосы, грязное лицо, опущенный взгляд, бесформенная одежда делали её такой незаметной, что она сливалась с прокопчёнными стенами кабака. Собой девушка становилась лишь поздними вечерами — дома, или на рассвете, когда дядька Стас, друг отца, брал её с собой и своими сыновьями, её друзьями детства, на рыбалку.

— Эй, — в каморку заглянула кабатчица, — возьми у Мика поднос и оттащи за столик у окна — все подавашки заняты!

Ники молча вытерла руки, быстро растрепала волосы, чёлкой почти полностью скрывая лицо и поспешила к стоящему за стойкой Мику. Тот вручил поднос с большими пивными кружками и тарелкой с жареными креветками. Кивнул в направлении столика.

— Неси новеньким!

Ники проследила за его взглядом и увидела компанию из четырёх мужчин. Все были явно из одной команды, однако ранее в 'Чёрную каракатицу' не заходили.

Поднос оказался ужасно тяжёлым, однако Ники, стиснув зубы, потащила его гостям. Один из мужчин, заметив, как опасно он балансирует в худых руках подавашки, поднялся, сблизился с ней в несколько широких шагов и, перехватив поднос, ласково сказал:

— Спасибо, девонька! Иди, скажи хозяину, что попозже мы закажем обед!

Сквозь спутанные пряди Ники разглядывала его обветренное загорелое лицо, аккуратно, даже щегольски подстриженную чёрную бородку и бакенбарды, полные губы, прямые брови и длинные, как у девушки, густые ресницы. А сама ощущала, как затягивает тёплый, обволакивающий взгляд незнакомца с глазами чёрными, как маслины, и понимала, что пропадает. Окончательно и бесповоротно. Тот, потеряв к ней интерес, вернулся на своё место. Кружки споро разобрали, и вскоре уже за столиком весело гоготали подвыпившие офицеры 'Касатки', прибывшей в Вишенрог торговой шхуны из Гаракена. Ники крутилась в зале, делая вид, что помогает подавашкам, а сама слушала-слушала-слушала весёлый и звучный голос незнакомца, казавшийся ей музыкой.

Домой в тот вечер она пришла в глубокой задумчивости. Этого мужчину она хотела, он был ей нужен, но ему нужна ли будет неприметная посудомойка? И как надолго будет нужна ему привлекательная блондинка с мальчишеской фигурой, каких полно в каждом портовом городе? Промучавшись всю ночь, Ники с кровью выдрала тоскливое чувство из сердца. Да и младший братишка был слишком мал...

Ещё два года 'Касатка' ходила регулярными рейсами из Гаракена в Вишенрог и дальше, до Весеречья. Каждый раз Ники запрещала себе мечтать.

Однажды осенью отец вернулся сильно простуженным и в следующий рейс корабль ушёл без него. 'Пришла, видно, пора мне остаться дома, — с тоской сказал он. — Наплавался, хватит!' Семье возвращение кормильца пошло на пользу. Отец устроился в плотницкую мастерскую, по утрам ходил в море, за рыбой. Средние братья начали получать нехитрые заработки. В доме снова зазвучал мамин смех. И Ники решилась.