Александр Тамоников - Даманский. Огненные берега

Настя что-то щебетала — про завтрашний поход в магазин, что «Григорий Иванович» больше не гадит, она добыла старый эмалированный тазик, котенок его страшно полюбил и теперь ходит только в него. Зато сколько грохота при каждом посещении такой уборной!

Павел проснулся, с опаской открыл глаза, глянул на часы, которые перестал снимать даже в душе. Начало девятого. Солнце еще не встало, рассвет благополучно прогонял ночь. Небо было ясное, значит, предстоял солнечный день. Предыдущий прошел в тумане, так хоть этим насладиться. Ночью не беспокоили, значит, на заставе все штатно, китайцы не лезут. И вообще, приятно просыпаться самому, а не по зову будильника…

Настя гремела на кухне, готовила завтрак. Он подкрался к ней сзади, обнял за плечи. Она фыркнула:

— Можно подумать, я не слышала, как ты подходишь. У меня идеальный слух, к сожалению, не музыкальный. Иди, чисти зубы, у нас яичница… с хлебом. Прибежишь днем — будут щи. Не прибежишь — сама съем.

— А вечером?

— Пока не придумала. Возможно, суп с котом, уха из петуха или гуляш по коридору…

В дверь забарабанили, Павел вздрогнул, кинулся открывать. Хорошо хоть не в трусах выскочил на лестничную площадку! Рядовой Филипчук подпрыгивал от нетерпения, запыхался, шапка с кокардой набекрень.

— Товарищ лейтенант, меня за вами послали! — выпалил рядовой. — Там китайцы чудят, и товарищ капитан приказал всем офицерам быть на месте!

— Что такое, Филипчук? Вроде не стреляют… — Павел заскрипел зубами. Накрылась ржавым тазиком глазунья с хлебом.

— Так это самое… — Филипчук вытягивал шею, чтобы разглядеть Настю у Павла за спиной — она вышла вслед за ним, непричесанная, в кухонном фартуке поверх домашнего халата. — Ага, доброго вам утречка, Настасья Игоревна… — боец замешкался. — Так они без оружия, но много их… На остров не входили. Сначала на своем берегу стояли, потом на лед вышли, совещались — видно, собрание выездное проводили. Ну, я и побег… Ребята, кстати, неслабые. Обычно маленькие, дохленькие, а эти прямо крепкие такие, гвардейцы, мать их… Простите, Настасья Игоревна…

— И что застыл, как в почетном карауле? — разозлился Котов. — Сказал и беги, сам дойду, дорогу знаю. Ждешь, пока чаем напою?

— Ну, тогда я руки в ноги… — он развернулся и загромыхал по лестнице.

— Поешь, пожалуйста, — взмолилась Настя, — ну, хоть на бегу, все равно же одеваться будешь.

Он что-то хватал, пока натягивал на себя одежду, обжигал горло горячим чаем, прыгал на одной ноге, пытаясь попасть второй в штанину. Полушубок, портупея, ушанка.

Настя, побледневшая от волнения, мельтешила рядом, что-то бормотала: она уже устала жить в страхе эти несколько дней. Что у вас происходит, черт возьми?! У нее уже мурашки на ногах рвут колготки! Он смеялся, нарочно делал беззаботный вид, уверял, что все штатно, такая уж неспокойная служба им выпала. Что ужасного может случиться на границе с братским государством?

Он пулей пролетел жилой городок, заставу. Не так уж много народа — часть личного состава — на занятиях, другие — в карауле. Из казармы высунулся дневальный Лапшин, махнул рукой, мол, все там, на речке развлекаются. Часть его ребят находились у берега, человек восемь, что-то энергично обсуждали, махали руками. Ну, ей-богу, болельщики на стадионе! Павел подлетел, запыхавшийся. Все бойцы без оружия — автоматы сдали еще вчера, вернувшись с боевого дежурства.

— Здравия желаем, товарищ лейтенант! Как оно? — непринужденно поздоровался Бабаев. — Полюбуйтесь, какая интересная ситуация. Сейчас что-то будет… Поможем?

— Стоять на месте, — приказал Котов. — Если все станет плохо — грамотно среагируем.

На остров в этот день китайцы не заходили. Группа человек в пятьдесят обошла Атаманский с западной стороны и в данный момент находилась на льду. Китайцы блуждали кучками, разговаривали между собой, смеялись. В форме и маскхалатах никого не было, возможно, военных переодели в гражданское, замаскировали под «возмущенную китайскую общественность».

Особняком мялся фотограф в треухе, делал снимки. Одеты тепло — бушлаты, пальто, меховые шапки. В основном молодые, здоровые, крепкие. Они неторопливо смещались к югу. Шли уверенно, давили массой.

Напротив них, у советского берега, стояла жиденькая цепочка пограничников в светло-песочных полушубках — отделение второго взвода лейтенанта Морошко. Видимо, бодрствующая и отдыхающая смена караула. У них были автоматы, но не станешь же применять оружие по безоружной толпе? Больше ничего — ни дубин, ни рогатин.

Станислав Морошко находился там же, он нервничал, что-то крикнул своим — очевидно, приказывал воздерживаться от применения оружия. Рука поглаживала кобуру с «макаровым». Лейтенант махнул рукой — все на лед. Пограничники выходили на реку.

Посягательство было явным и преднамеренным — нарушители не могли не знать, что они уже на советской территории. Группа медленно двигалась навстречу толпе. Психологический эффект был налицо: их больше, нас меньше…

Толпа остановилась посередине русла. Китайцы неприкаянно блуждали. Несколько человек во главе толпы что-то кричали с оскорбительными нотками, размахивали книжками. Присмотревшись, Павел удостоверился — действительно книжки в темно-красном переплете, пресловутые цитатники Мао — настольная «библия» каждого китайца.

Пограничники проявляли выдержку, и через пару минут произошла «встреча на Эльбе». Поначалу все было мирно, из толпы вышли двое — на удивление рослые, в меховых шапках с опущенными «ушами», стали что-то внушать лейтенанту, тыкали в нос своими красными книжицами. Морошко сдерживался, отвечал односложно, показывал на дальний берег, просил уйти, дескать, вы перешли государственную границу. И вообще, шли бы вы подальше. Китайцы разгорячились, стали оскорблять офицера, видимо, знали несколько «ходовых» русских слов. Пограничники подходили к командиру, чтобы морально поддержать.

— Хромает у китайцев воспитание, — неодобрительно проворчал Филипчук. — Ох, хромает…

— А кто воспитывал-то? — фыркнул Шагдаров.

Солдаты засмеялись. Павел раздраженно поморщился — не до смеха сейчас. Толпа пришла в движение, стала приближаться. Какое-то мутное серое болото — все, как один, настроены на одно.

— Коллективный разум и единство духа, — сумничал подтянутый рядовой Локтионов. Он тоже был из Новосибирска, учился в тамошнем университете на математика, но что-то случилось, учебу пришлось прервать и в один знаменательный день прибыть в военкомат.

— Лишь бы перегаром не отдавало единство духа, — проворчал Бабаев. — А что, товарищ лейтенант, в прошлый раз, когда сцепились, от них здорово разило…

Долговязый житель Поднебесной схватил лейтенанта Морошко за грудки, оттолкнул, бросил в лицо бранную фразу. Офицер отлетел на пару шагов, но устоял. Зароптали солдаты вокруг Павла. На льду в трехстах метрах от берега стало напряженно. Советские солдаты тоже кричали, грозили кулаками. Кто-то выбросил вперед согнутый локоть — жест весьма красноречивый. Морошко делал знаки своим подчиненным — оставаться на месте, он справится!