Александр Тамоников - След в заброшенном доме

Главное действующее лицо этой шайки уже порядочно отдалилось от преследователей. Смертники выполнили свою задачу, задержали погоню. Как этому типу удалось уйти так далеко? Колобком катился? До леса преступнику оставалось метров двести. Местность была неровной, вздымались бугры, почву полосовали глубокие трещины, щетинились невысокие кусты.

«Не успеем! – пилила Ивана досадная мысль. – Растворится „крот“ в лесу, и поминай как звали!»

Рассчитывать на подкрепление не приходилось. Лесной массив не оцепить. Солдаты вязли в буграх и рытвинах, выражались непечатным слогом. Кто-то потерял сапог, но вроде нашел, лихорадочно обувался.

Осокин оказался на левом фланге. Бежать было трудно, он дважды падал, ронял автомат. Соблазн открыть огонь был превыше всего. Верещагин приказал солдатам стрелять в воздух, но и это не помогло. Темная фигура быстро отдалялась от них Этот гад словно по воздуху плыл! До леса ему оставалось метров сто пятьдесят. Преследователям – вдвое больше.

– Товарищ капитан, сюда! – донесся хриплый голос Одинцова откуда-то слева. – Давайте скорее. Здесь лощина, пройдем по ней, она как раз к лесу ведет.

Осокин осмотрелся, сменил направление и столкнулся с Одинцовым, который выбрался из лощины. Оба покатились вниз.

– Товарищ капитан, какого черта? – возмутился опер. – Вы неуклюжий, как медведь, чуть ногу мне не сломали.

– Ладно, не стони.

Здесь и в самом деле пролегала лощина, довольно ровная, почти без препятствий. Так, отдельные камни, комья глины, чахлые кустики. Просто дар божий! Они неслись по дну оврага, выдерживая дистанцию, чтобы не столкнуться. Скорость их передвижения выросла почти втрое. Теперь у них имелись реальные шансы обогнать преступника и со всем почтением встретить его у леса.

И тут вдруг наверху разразилась яростная пальба. Кто-то стрелял с опушки по красноармейцам.

Иван споткнулся от неожиданности, перелетел через камень и растянулся на земле. За ним запнулся Одинцов, отвалил куда-то в сторону.

Это было как гром среди ясного неба! Огонь вели немецкие автоматы, и не один, не два, а гораздо больше. В груди у Ивана похолодело.

Он вскарабкался на откос лощины, сжался на краю. Одинцов уже был рядом, прерывисто дышал.

Шансов у красноармейцев не было. Опушка леса ощетинилась огнем. Бойцы падали как подкошенные. Верещагин приказывал им занять оборону, но крик его оборвался на полуслове.

Раздвинулись облака, вышла луна, озарила тела погибших. Поднялись трое, побежали назад, отстреливаясь из винтовок. Двое упали, сраженные пулями, третий залег. На нем и сконцентрировалась вся масса огня. Пули кромсали его, он дергался, как кукла на веревочках.

Осокин схватился за автомат, но не сделал ни единого выстрела. Все кончено, ребятам не поможешь, а им с Одинцовым просто фантастически повезло!

Метрах в тридцати от опушки поднялся человек и припустил к лесу. Иван припал к прицелу. Уж раз так, то не доставайся ты никому! Но руки его дрожали, ствол прыгал, жгучая испарина заливала лицо. Он глухо ругнулся, откинул голову. Мужчина, одетый в бесформенный макинтош, добежал до леса, пролез через кустарник. Оттуда доносились крики, в которых отчетливо звучала радость.

– Товарищ капитан, что происходит, кто это? – У Одинцова от сильных переживаний даже голос изменился.

– Это немцы, Николай. Элитное диверсионное подразделение. Пробрались лесами через линию фронта, чтобы встретить «крота» и доставить к своим. Слишком важная персона. Видать, имелась у них договоренность о встрече именно здесь и сейчас. Как же четко работают эти сволочи. Всех наших ребят положили.

– Товарищ капитан, так это что, нас двое осталось? А их сколько?

– Не знаю, Николай. От семи до десятка. Ты со мной? Решай, неволить не буду. Дело практически безнадежное, но дать им уйти я не могу.

У молодого опера от страха стучали зубы. В глазах застыла тоска.

– Я с вами, товарищ капитан. Я справлюсь, слово даю. А что делать-то надо?

– Как бежали, так и бежим, – ответил Иван, сполз со склона и припустил дальше по дну оврага.

Уплотнялся осинник над его головой. Вокруг стоял лес, а овраг продолжал тянуться в глубину массива. Похоже, он насквозь прорезал чащу, при этом глубина его только возрастала.

Осокину пришлось хвататься за корни деревьев, чтобы вылезти наружу. Сыпалась земля, катились комья глины. Офицеры шикали друг на друга, потом застыли на краю обрыва.

Во все стороны простирался черный осинник. Опушка скрылась за деревьями. Лес был старый, чахнущий, щетинились корявые ветки изогнутых деревьев. Молодняка здесь почти не было, подлесок тоже отсутствовал.

Где-то справа хрустнули ветки, донеслась немецкая речь. В лесной массив углублялись несколько человек. Они двигались быстро, хотя и не сказать, что бежали.

– Нападем на них, товарищ капитан? – как-то обреченно вымолвил Одинцов.

– Нет уж, приятель. В лучший мир мы когда-нибудь попадем, но не так быстро. Не будем опережать события, понимаешь? Нас они не видели, решили, что всех перебили. Так что мы имеем небольшое преимущество. Немцы знают, куда идти, и, боюсь, на рассвете будут уже за линией фронта. Подкрепления нам не дождаться.

– Этот лес небольшой, товарищ капитан.

– Уверен?

– Конечно. Я же местный, мы в детстве все леса в округе облазили, грибы собирали, ягоды. Может, метров восемьсот или около того. Но не больше километра. Неважно, куда они пойдут, на юг или примут западнее. Дальше колхозное поле, примерно с полкилометра, там силосные ямы и несколько развалившихся амбаров. Дальше снова осинник. За ним, если прямо, хутор Веприно, но он вроде сгорел.

– А ты не промах, парень. Учтем. Слушай, нам надо бы их обогнать и на колхозное поле раньше попасть.

– Назад по опушке и вокруг леса. А сапоги-скороходы выдадите?

– Чем тебе не нравится этот овраг? Пойдем параллельным курсом. Их тропа тянется метрах в семидесяти от нашей.

– Ничего не помню про этот овраг, товарищ капитан. Это же не проспект, чтобы постоянно прямо.

– А вдруг? Остается только проверить, Николай.

Они неслись, как на финише стометровки, прыгали через препятствия. Только бы успеть! Овраг насквозь прорезал этот массив. Диверсантов офицеры обогнали, но это было только полдела. У опушки лощина сгладилась, фактически сошла на нет. За деревьями мутно проступало поле, заросшее сорняками.

Одинцов хрипел, схватившись за живот, сдерживал кашель, рвущийся из груди. Осокин тоже запыхался. Рывок был, конечно же, бешеный. Болели отбитые колени, саднили руки от ожогов крапивы.

– Пошли, Николай. Опушка рядом.

Сперва он фактически волок товарища на себе. Но вскоре лейтенант отдышался, снова стал переставлять ноги.

На опушке они сделали еще одну остановку, прислушались. Офицеры действительно обогнали диверсантов. Те двигались по лесу, отчетливо слышались их голоса.