Александр Тамоников - След в заброшенном доме

Несколько минут все было тихо. Потом отломилась от дерева сухая ветка. Протяжно заскрипел лишайник под сапогом. Кто-то хотел приблизиться к ним, но не решался, тоже слушал. Всех троих раздирали противоречия. Одни проявляли выдержку, другой – благоразумие. Это был последний выживший солдат. Его противники, скорее всего, погибли. Он хотел в этом убедиться, но что-то останавливало. Стрелять по нему было рискованно. Не видно ни зги, вряд ли попадешь.

Диверсант стал медленно отступать, плавно переставлял ноги с носка на пятку. Вскоре он скрылся за деревьями, стало тихо.

– Мы погибли, товарищ капитан, – глухо прошептал Одинцов. – Нет нас больше, понимаете?

– Да иди ты лесом. Накаркаешь сейчас!

Бледный рассвет посеребрил кроны деревьев. Остались позади мучительные ночные часы. Проселочная дорога выбегала из леса, спускалась под горку. У подножия холма почти сливалось с антуражем пепелище, заросшее бурьяном. Хутор Веприно сгорел еще до войны. Уцелели несколько обугленных стен, часть сарая, покосившийся дымоход, венчаемый трубой.

Двое мужчин спускались по дороге к хутору. Их качало от усталости, они с трудом переставляли ноги. Солдат сутулился, прихрамывал. Порванные штаны висели лохмотьями. Автомат покоился на груди.

Мужчина в макинтоше двигался перед ним. Усталость тянула его к земле, подгибались ноги.

Осокин выполз на косогор, пристроил на кочке ствол автомата. Справа в кустах что-то мелькнуло и сразу пропало. Николай Одинцов, так и не сомкнувший за ночь глаз, двигался параллельным курсом. Целиться было непросто, подрагивали руки. Иван задержал дыхание и плавно нажал на спусковой крючок. Автомат выплюнул несколько пуль. Вся очередь кучно поразила цель. Солдат споткнулся, рухнул ничком. Обладатель макинтоша испуганно вскрикнул, выбросил портфель и побежал вниз.

Осокин снова нажал на спуск. Пули вспахали землю под ногами «крота». Тот упал, покатился, но ничего не сломал, быстро заработал всеми конечностями и провалился за обгорелую стену. Бежать ему было некуда. Эта стенка оказалась короткой.

Иван поднялся и двинулся вниз, сжимая в руке немецкий автомат. Из-за обугленной стены высунулся ствол «ТТ». Резидент дважды выстрелил. Осокину даже отклоняться не хотелось. Умением попадать в мишени этот субъект не отличался, однако следующий выстрел был точнее. Капитану пришлось присесть, уйти за дерево. Риск присутствовал, впрочем, умеренный. Иван переместился за соседнюю осину. Еще три пули пролетели мимо нее. В обойме у врага остались два патрона.

Иван присел на корточки. Резидент скорчился в неудобной позе за стенкой. Виднелась часть колена, фрагмент руки с пистолетом.

– Что дальше, Дмитрий Владимирович? Вы куда-то собрались? – спросил майор контрразведки СМЕРШ.

В ответ прогремел выстрел. У Ивана возникло желание прочистить ухо мизинцем.

– Дурные у вас наклонности, Дмитрий Владимирович. Сдаваться будете?

– Иван Сергеевич, вы начинаете меня раздражать, – проворчал доктор Светин, хирург городской больницы номер один, человек с большими связями, имеющий полезные знакомства в партийных, армейских и хозяйственных кругах, попутно резидент немецкой разведки с псевдонимом Циклоп.

– Мне кажется, я давно вас раздражаю, Дмитрий Владимирович. Вы находились в кинозале, подсели на минуту к Агапову во время сеанса, сунули ему записку с моим адресом и указанием ее сжечь. Лучше бы вы этого не делали. Уничтожить записку Агапов забыл. Такое с агентами его уровня случается крайне редко, однако мы столкнулись именно с этим. Задание он также не выполнил, умер сам, вместо того чтобы убить меня. В кинозале произошел неприятный инцидент. Борис Аркадьевич Навроцкий увидел вас в компании человека, посмертное фото которого я показал ему на следующий день. Поначалу вы не испытывали беспокойства, потом он, видимо, с вами связался. Вы же поддерживали отношения с Навроцким?

– Да, мы были хорошими знакомыми, – сказал Светин. – Борис Аркадьевич сам виноват. Его никто не тянул за язык.

– А дальше все понятно. В компании с подручным, чей труп мы недавно видели в поле – это был молодой невысокий паренек, – вы проникли в клубную пристройку. Там кто-то уронил лампу. Уже неважно, кто именно. Перестрелка, следы с намеком на хромоту, проникновение в загородный дом в поселке Ложок, чтобы пристроить в подвале уже ненужную радиостанцию. Вы подставляли Шаталова, зная, что я знаком с его семейством. Зачем я об этом рассказываю? Вы и сами в курсе.

– Действительно. – Светин сухо усмехнулся и спросил: – Как вы узнали, что это я? Вроде не должны были.

– Его величество случай, Дмитрий Владимирович. Записка из кармана Агапова. На всякий случай вы изменили почерк, но, увы, это был не церковный шрифт. Потом я пришел к вам с больной рукой, вы вправили вывих. Кстати, большое спасибо, рука почти не болит. Хотя не думаю, что это вам зачтется при вынесении приговора. Перед моим уходом вы выписали мне рецепт обезболивающего лекарства, помните? Еще посоветовали зайти в аптеку. Я не собирался это делать, не любитель, знаете ли, таблеток. Скомканный рецепт остался в кармане. Не понимаю, что надоумило меня сравнить эти два листка. Знаете, экспертиза почерка не потребовалась.

– Досадный промах, – сказал Светин. – Но поздно локти кусать. Руку я вам зря вправил, жалею об этом. Знаете, когда вы пришли в тот день в госпиталь, я страшно расстроился. Ведь по-хорошему вы уже должны были умереть. А пришлось вас лечить, вот ведь ирония судьбы. Выбора не было, нас видели доктор Чижов и медсестра.

– Признайтесь, когда к вам привезли моего коллегу Лугового и особу по фамилии Черкасова, у вас была возможность не дать им умереть.

– В случае с вашим коллегой – нет. Молодой человек потерял много крови, был безнадежен. А так называемой Черкасовой я действительно помог умереть. Вы же сами понимаете, по какой причине. Девушка, кстати, была способной, отличницей в разведшколе. Руководство часто ставило ее в пример. Надеюсь, вы далеки от мысли о том, что всех своих пациентов я залечивал до смерти. Пару раз – не спорю – были указания такого рода. Слишком уж важные посты занимали эти люди. У одного некстати оторвался тромб во время операции, у другого произошел разрыв аневризмы. Но это исключения. Я дорожу своей профессией, Иван Сергеевич, имею профессиональную гордость и нормально лечу людей. Это, кстати, касается и вашего вывиха.

– Что знал Навроцкий? На чем вы его держали? Что ему мешало сказать, что он знает человека на фото?

– Рыло в пушку, Иван Сергеевич. Думаете, Навроцкий не воровал? Козырная должность, а до войны через клуб проходили серьезные денежные средства.

– Я понял, не продолжайте. Итак, вы догадались, что в итоге я все равно до вас доберусь, и спланировали отход.