Александр Тамоников - След в заброшенном доме

– Признаюсь, меня утомили ваши попытки ко мне подобраться. Еще немного, и я остался бы без верных людей.

– Куда свояченицу дели, доктор? Мы проверяли. С вами действительно проживала больная сестра вашей покойной супруги.

– Татьяну Юрьевну я на прошлой неделе отвез в деревню Спирино к ее дальней родне. Там хороший воздух, далеко от фронта, доброжелательные сельчане. Не много ли вопросов, Иван Сергеевич?

– У меня их множество, доктор. Вы очень интересная личность. Что у нас с генезисом предательства?

– Мне некого предавать, капитан, – заявил Светин. – То место, где мы проживаем, – не страна, а рассадник беззакония и несправедливости. Германия не лучше, но к ней столь лютой неприязни я не имею. Не немцы убили моих братьев. Они скончались в застенках ВЧК. Не немцы погубили родственников по линии матери. Это была работа ОГПУ в далекие двадцатые годы. Сын мой погиб не под Москвой в сорок первом, а во Ржеве в сорок втором. Храбрый был парень, служил в полиции, пал от рук партизан. Немецкие коллеги помогли мне исправить его документы. А супруга не выдержала утраты, угасла. Я вам никогда не рассказывал, что ездил в Германию в тридцать шестом, по обмену опытом, так сказать. В этом не было ничего предосудительного, ведь мы дружили с немцами.

– Там они вас и завербовали. А вскрыли только в сорок первом, прямо как банку с огурцами. Ладно, хватит, выходите.

– Вы один? – осторожно осведомился предатель. – Надеюсь, ваш товарищ не выжил?

– За него вы тоже ответите, Дмитрий Владимирович. – Осокин сделал шаг из-за дерева. – Итак…

Он знал, что Светин выстрелит. Тот это сделал. За миг до выстрела Иван убрался с линии огня, и пуля пролетела мимо. За стенкой раздался сокрушенный вздох. Запасной обоймы у резидента не было. Пистолет выпал из ослабевшей руки. Предатель закряхтел.

– Вы что там возитесь, Дмитрий Владимирович? Роете землю, как настоящий крот?

– Ладно, не острите. – Циклоп медленно поднялся.

Он выглядел безмерно уставшим, кожа стала серой, под глазами набухли мешки. Осокин медленно приближался к нему, опустив автомат. И вдруг предатель запустил левую руку за воротник пиджака под плащом, что-то оторвал от лацкана, открыл рот, чтобы бросить в него. Он собрался проглотить яд!

Иван издал яростный вопль, бросился вперед и встал как вкопанный. Автомат висел у него на плече. Светин смеялся! Главное, отвлечь внимание. Какой хороший фокусник! Он выбросил то, что держал в левой руке, видимо обычную булавку. В правой Циклоп сжимал компактный «браунинг», ловко выхваченный из правого кармана. Дырочка ствола смотрела ему в лоб.

– Не шевелитесь, Иван Сергеевич. – Светин перестал смеяться, льдинки заблестели в его глазах. – Мне проще нажать на спуск, чем вам – вскинуть тяжелый автомат. Вы очень расстроились, – подметил доктор. – Не серчайте, сделайте попроще свое рабоче-крестьянское лицо. Все мы там окажемся, кто-то раньше, кто-то позже. И даже я.

Ком поднялся к горлу Осокина. Удар он в принципе держал, угрюмо смотрел в дырочку ствола.

Прогремел одиночный выстрел. Светин охнул, выронил «браунинг», схватился за простреленное запястье. Иван поднял пистолет, удивленно покосился на опера, вырастающего из-за кочки. Неплохой выстрел! Одинцов блаженно улыбался.

«Я тебя высеку! – подумал Осокин. – За эти двадцать секунд безысходности точно ремнем отхожу».

Ноги его отнимались, не держали тело. Он сел и задумчиво уставился на предателя. Доктор Светин стоял на коленях, держась за простреленную руку. С нее капала кровь.

Одинцов опустился рядом, глубоко вздохнул и сказал:

– А неплохое утро, товарищ капитан.

– Да, Николай, утро прекрасное, – подумав, согласился Осокин.

– Вы нелюди, – прохрипел Светин. – Мне нужно перевязать руку, не понимаете? Я же кровь теряю. Принесите портфель, он валяется на дороге, там есть бинты, я сам перевяжу.

Иван задумчиво воззрился на Одинцова.

– Я только сел, – пробурчал опер. – Это приказ?

– Просьба, Николай. Тащи портфель. А то ведь и впрямь истечет.

Утро было очень хорошим. Да и лето в этом году не подкачало. Ивану хотелось впасть в прострацию и очень долго ничего не делать.

Эпилог

– Ты представлен к правительственной награде, – сказал подполковник Редников, с нажимом затушив папиросу в пепельнице.

– Я об этом не просил. – Взгляд капитана уткнулся в пол.

Глава отдела смотрел на него с иронией.

«Какая же малая дистанция от трибунала до правительственной награды», – говорили его глаза.

– Твои товарищи тоже представлены, – добавил Редников. – Посмертно.

– Забыли про сотрудников милиции, товарищ подполковник. Они это точно заслужили. Особенно Одинцов. Он дважды спас меня от смерти, вел себя мужественно и проявил инициативу, позволившую взять «крота» живым. Без него я этого не сделал бы. Кстати, Виктор Афанасьевич, подкрепление в наш отдел, я так понимаю, не ожидается. Работать некому. Как насчет перевода Иващенко и Одинцова в контрразведку? Понимаю, что не по правилам, они не военные, не служили ни в разведке, ни в особых отделах, но бывают же исключения. Уверен, оба почтут это предложение за честь.

– Ты ставишь меня в неловкое положение, – признался Редников. – Хорошо, я поговорю с нашим и милицейским руководством.

– Что «крот»?

– Ну не скажу, что наш соловей поет и заливается. Но работа не стоит, и скоро все будет в порядке. Деваться ему некуда. Уже завтра остатки их шпионской сети окажутся у нас в кармане. Ожидаются крупные сюрпризы. Это некая фигура, внедрившаяся в штабные структуры стрелкового корпуса, и кто-то в топографическом отделе. В твоих услугах я сегодня не нуждаюсь, отдыхай, капитан.

– Где группа майора госбезопасности Равиковича?

– Забудь. – Подполковник поморщился. – Группа Равиковича сделала свое дело и два часа назад была отозвана обратно.

– Я правильно понимаю, что их не накажут?

– Ты правильно понимаешь. Людям свойственно ошибаться. Знаешь, они не выглядели так, будто их терзают угрызения совести. В чем дело, капитан? – Глаза начальства сузились в щелки. – Мы имеем дело с чем-то личным?

– Убил бы эту сволочь.

– А вот это ты зря, – рассудительно заметил подполковник. – Бог дает нам то, что мы желаем своим врагам. Кажется, как-то так было сказано в Ветхом Завете. Мы далеки от религии и всякого церковного мракобесия, но древние мудрости, знаешь ли, надо уважать. Ладно, считай это шуткой. И постарайся в делах подобного рода не переступать черту. Это еще один мудрый совет.

– Я обязательно им воспользуюсь, Виктор Афанасьевич. Гражданку Шаталову Антонину Викторовну уже освободили?

– Насколько я знаю, освободят через час, – ответил Редников.

– Почему так долго возятся?