Андрей Воронин - Банда возвращается

Она сделала паузу и с приятной улыбкой оглядела зал:

— А теперь я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Времени у нас достаточно. Передавайте, пожалуйста записки или выходите прямо к микрофонам, которые установлены между рядами. Мы сможем вести открытый диалог. Второй микрофон, пожалуйста…

У микрофона уже дожидался длинноволосый парень в очках, похожий на Джона Леннона:

— Как продвигается дело об убийстве Смоленцева?

Елена не сомневалась, что этот вопрос прозвучит одним из первых:

— Следствие находится под непосредственным контролем Президента, ежедневно докладывают о его ходе. Подозреваемый задержан и содержится в бутырской тюрьме. Что еще сказать? Предполагаемые мотивы — корыстные разборки. Печально, конечно, но люди все еще гибнут за металл… В составе следственной группы очень опытные специалисты из разных служб… — у нее на лице мелькнуло скорбное выражение. — Поверьте, я не меньше вашего опечалена гибелью этого человека, я очень дорожила его дружбой и сотрудничеством в нашем избирательном штабе.

Елена развернула записку. Удивленно вскинула брови, увидев знакомый почерк:

«Елена Борисовна, убить нас будет значительно сложнее, чем Смоленцева. Это показало неудачное нападение на нас вчера в парке Горбунова. Если сегодня мы, не получим исчерпывающих объяснений относительно вашего участия в гибели Виктора, мы будем вынуждены обнародовать те документы, которые находятся у нас в руках.

Если, вы примете решение встретиться с нами, то в десять пятнадцать вы должны находиться у входа в парк Горького недалеко от проезжей части. С вами может быть только один личный охранник. Стоит напомнить, что вы имеете дело с профессиональными работниками спецслужб, никакие наспех организованные засады, не сработают.

Виктория Макарова. Александр Бондарович».

— Простите, это записка личного содержания, — Елена с трудом справилась с голосом.

Потом взглянула на часы.

— Извините еще раз, появились новые обстоятельства, у нас только двадцать минут, проведем блиц-брифинг, а завтра или послезавтра я постараюсь появиться на этой трибуне еще раз. Прошу — первый микрофон.

Вопрос задавал пожилой седоватый мужчина левантинского типа:

— Елена Борисовна, на ваш взгляд, следственная группа, составленная из представителей разных силовых структур, у которых разные задачи, может работать слаженно?

— Да, может, конечно. И работает. Хотя нельзя сказать, что методы у представителей разных структур одни; могут быть разными у них и задачи, но цель — в высоком понимании этого слова — у них все же одна, — она вежливо улыбнулась журналисту. — Следующий вопрос…

Через двадцать минут Елена покинула зал.

Вместе с ней ушел и водитель — приятель Гены, он махнул издалека рукой Виктории, которая сидела за рулем его «шестерки». Знак этот означал, что Елена покинула зал и что после чтения записки она никаких распоряжений никому не давала и записку оставила при себе.

«Шестерка» двинулась с места…

Елена Монастырская скорым шагом прошла к машине, отдавая по дороге распоряжения по изменению распорядка дня.

— Со мной едет только Борис. Садись в машину, — бросила она ему. — Все, все. Остальные вопросы после.

Оставив недоумевающих сотрудников на стоянке, она откинулась на сиденье и приказала ехать к парку Горького, а сама перечитала записку еще раз.

Лицо Елены покрылось бледностью.

— Что-то случилось, Елена Борисовна? — спросил, забеспокоившись, Борис.

Елена, скомкав записку, отмахнулась:

— Помолчи.

Монастырская невидящим взором смотрела за окно и удивлялась тому, что не чувствовала злобы по отношению к Виктории Макаровой. Елена уже была в курсе последних событий: просветили «доброжелатели» и справа и слева. Понятно, что Виктория вела какую-то игру. И отчаянно рисковала — не только служебным положением, но и головой. Виктория была умная девушка. Именно поэтому Монастырская сомневалась, что Виктория преследует какие-то свои корыстные цели, — и, вероятно, именно поэтому не злилась на нее… Несмотря на все трения между ними, предать Макарова не могла.

Но Макарова могла заблуждаться… Вот это понимание и вызывало тревогу. Елена нервничала…

— Подъезжаем, — молвил телохранитель.

— Найди место для тихой парковки неподалеку от главного входа, — Елена теперь внимательно оглядывала улицу в окно.

— Куда мы?

— Будем ждать человека на площади возле главного входа, — ответила Елена.

Борис свернул на боковую улицу и припарковался.

— А если вас узнают, Елена Борисовна? Там же толпа соберется с вопросами, — в его замечании был смысл. — Как мы оттуда выберемся?

— Черт, ты прав. Дай сюда косметичку.

Несколькими уверенными движениями Елена поправила линию губ, используя яркую вечернюю помаду; наложила столь же ядовитые тени и румяна…

— Все, пошли, — она еще раз глянулась в зеркальце и уверенно вышла из машины. — Возьми меня под руку.

Смотри, чтоб никакая сволочь не сфотографировала, а то завтра же опубликуют меня размалеванную, как шлюху, под руку с молодым парнем. Представляю, какие подписи придумают…

— Не бойтесь, у меня все схвачено.

Они остановились посреди площади.

Елена смотрела себе под ноги, скрывая под полями шляпы лицо. Борис контролировал обстановку и не утруждал свой мозг лишними вопросами.

Через несколько минут тягостного ожидания возле обочины остановилась все та же синяя «шестерка», Елена увидела, как открылась дверца с ее стороны и выглянула Виктория Макарова, перегнувшись с места водителя:

— Садитесь, Елена Борисовна, — крикнула она.

Елена и Борис на секунду замялись в нерешительности.

— Садитесь, пожалуйста, — раздалось у них за спиной. — Ты — на переднее сиденье.

Борис, который отвлекся на подъехавший автомобиль и потерял на секунду контроль над обстановкой, заметил теперь позади себя мужчину и узнал того следователя из ФСБ, который, как и Виктория, был объявлен в розыске. Борис заволновался, не зная, что предпринять.

— Да садись же, дурак, — зло сказала ему Елена и сама открыла за ручку заднюю дверь, чего ей не приходилось делать уже много лет.

Они сели.

Виктория держалась, как всегда, с учтивостью:

— Добрый день, Елена Борисовна.

— Привет, дорогая!..

— То, что вы согласились приехать, уже многое значит.

— Разумеется. Но скажу честно: я не в восторге от ваших действий…

Наум Кожинов, 8 часов утра, 26 марта 1996 года, рабочий кабинет.

Наум Кожинов держал в руках выписку из проверки налоговой полиции, где красным маркером была помечена строка о переводе со счета КПРФ сорока миллионов рублей на счет телерадиокомпании «Молодежная».