Николай Иовлев - Поединок

— Давай. Я хорошо заплачу — не переживай.

Переваливаем с одного берега Невы на другой по гигантской дуге моста. Вот она, вольная жизнь, вот, вот, вот!!!

— Вы меня слышите? — Это, кажется, водитель.

— Что ты говоришь?

— Я говорю — вам где на Невском?

— А-а-а… Да где хочешь. В любом месте.

Паренек умолкает в явном недоумении. Невский — длинный. Километров, может быть, пять. Повод недоумевать действительно весомый. Чтобы спасти неловкую ситуацию, да к тому же и с расчетом как-то выпутаться, изображаю словно бы спохватившегося мечтателя:

— Что-то я опять того — задумался. Мне, значит, так: вначале тормозни возле Дома книги — я выскочу на минутку, а потом еще подбрось на Дворцовую, прямо к арке Генерального штаба: у нас там контора.

— Ясно, — оживляется мальчишка. — Теперь маршрут понятен. А то я думал, вы малехо того — ну, примороженный какой-то…

— А-а-а… Да, есть немного. Прикемарил чуток. Устал на работе сильно. Полторы смены, считай, без отдыха. Ну ничо, щас деньги получу — и домой. Подождешь меня возле конторы?

— А куда потом?

— В Купчино.

— Ну, годится.

Оставив пацану каску вроде как в залог, топаю по Невскому к рынку тротуаристов напротив Думы. Разве в тюремных мечтах я собирался наведаться туда в первые же минуты освобождения? Нет, не собирался. Это нечто сугубо рефлекторное. Хочу ли я добыть дозняк? Да, хочу. Еще как хочу. Просто пока не было такой возможности — я об этом не думал. Не признавался самому себе. А теперь признаюсь: я — хочу. Ведь если не позволять себе иногда этих маленьких удовольствий, зачем тогда вообще жить? И какая в таком случае разница между волей и заточением? Главное — строго соблюдать правило одного дня, и все будет в полном порядке. Я рассуждаю так, словно кайф в кармане уже у меня, а не у торговцев. Да это практически одно и то же. Стоит мне лишь найти хоть одного из этой шайки — и я, считай, с кайфом.

Невский, как всегда, переполнен народом. Вид легко и красиво одетых беззаботных людей, не ведающих ужасов тюряги, кружит мне голову. Ослепительное многоцветье сверкающих витрин сводит с ума. И самое сильное эмоциональное средство — воздух. Воздух свободы. Смешанный с ароматами духов и женской кожи. Этот воздух возбуждает даже острее, чем обнаженные женские ножки, снующие кругом.

А вот и рынок тротуаристов. И не только их. Все те же стенды, те же картинки, рамки, пейзажики. Ничто не изменилось за эти долгие-долгие месяцы. Кроме одного: Цинги на прежнем месте нет. Может, еще не подтянулся? Но кто же тогда стоит вместо него? Вон тот заморенный персонаж явно ошивается здесь не скуки ради. Похоже, он сменил Цингу на боевом посту.

— Привет! — Подойдя, протягиваю руку. — Не узнаешь, что ли?

Молча проутюжив взглядом мое лицо, заместитель Цинги отрицательно крутит башкой — не узнает. Ну ничего, сейчас узнаешь.

— Щавель нас знакомил. Только я тогда без бороды был.

— А-а…

— Товар есть?

— Ну. Какой?

— Кокс, спидак — имеется?

— Ну. Сколько?

— А сколько есть?

— А сколько надо?

— Да все возьму — и кокс, и спидак. Стекло если есть — тоже возьму.

— Стекла нет.

— Ну, значит, обойдусь.

Оба занимаем выжидательную позицию.

— Ну так чего? — раскачиваю события. — Давай, что ли, чего резину-то тянуть.

— Вначале бабки, — туго знает свое дело малохольный.

— Товар против бабок, — тоже напираю на принцип. — Ты ж знаешь, я человек серьезный. Тебе же Щавель меня так и представлял — не помнишь, что ли?

— Базара нет. Гони бабки — забирай товар.

Крепко его вымуштровали. Да только и я не пальцем деланный.

— Ладно. Сколько там у тебя кокса? Грамм десять будет?

— Пять.

— Отлично! А спидака? Мне полсотни колес надо. Найдется у тебя?

— Полсотни нет, но штук двадцать, может, будет.

— Давай — все заберу. Ты пересчитай товар, а я пока бабки перебью. Цена та же, что и всегда?

— Та же.

— Ну тогда — поехали. — Лезу в карман за иллюзией, но тотчас будто бы спохватываюсь: — Слушай, давай-ка отойдем. Куда-нибудь с глаз подальше. Стремно тут все-таки.

Место и впрямь не самое лучшее для подобного рода операций — просматривается насквозь. Хотя именно этим оно и выгодно, не зря Цинга избирал его для расчета с серьезными клиентами: как только в зоне видимости появятся подозрительные типы, хоть отдаленно похожие на оперов, не говоря уже о ментах в форме, от товара можно успеть избавиться, сбросив его под лавку или даже зашвырнув куда подальше. Отходим с преемником Цинги во дворик слева от церкви. Попутно нагнувшись, зачерпываю ладонью из-под ног сухой пыли, для верности растерев ее между пальцами. Зажатый с нею кулак опускаю в карман куртки.

— Ну так, значит, давай пять грамм кокса и двадцать колес спидака. Посчитал?

Достав калькулятор, торгашик нажимает на нем кнопки со стертыми символами. По выражению лица видно, что он предвкушает астрономическую сумму, снятую с клиента всего за пять минут работы. От этого ему, вероятно, отломится премия в виде пары лишних колес спидака — быстрого кокаина. А может, и четверть грамма кокса отвалят.

— Да ты товар перебей, сумму я и без тебя знаю! — вынуждаю его достать наркотики. — Посчитай прямо сейчас, при мне, чтобы я потом не перебивал. А я — на, сразу тебе бабки отдам. — И я шевелю в кармане кулаком с зажатой в него рассыпчатой грязью. Лошара извлекает из-за пазухи несколько аналогов аптечных порошков и прозрачный пузырек с белыми таблетками. Вот и все. Больше мне ничего и не надо от этого заместителя Цинги.

— Держи! — говорю это исключительно ради того, чтобы он поднял на меня глаза.

Достав из кармана руку, резко швыряю в эти глаза сухую грязь. Остатки пыли равнодушно сдуваю с ладони в лицо доверчивому реализатору. Цель поражена: замычав и одной рукой схватившись за глаза, другую, с товаром, бедолага торопится спрятать в карман. Однако, понятное дело, не успевает. Я перехватываю его руку на полпути — и наркотики моментально меняют хозяина.

Хорошенько двинув его в живот — чтобы, если ненароком успеет проморгаться, погрустил без достатка кислорода, от чего он, бедняга, изменившись в лице, скрючивается в три погибели, — запускаю руку во внутренний карман его курточки — и, нащупав хрустящие бумажки, извлекаю их. Сумма приличная. Теперь это также моя собственность. Экспроприированная. Прощай, недотепа. Не поминай лихом. Щавелю — пламенный привет.

Ну а теперь, прихватив в попутном магазине запас лимонада и какого-нибудь печенья в качестве сухпайка, можно отправляться на родной чердак. Мне уже просто не терпится обсалиться до зеленых соплей. И начну я, пожалуй, уже сейчас. В том вон ближайшем парадняке…

В бандитской тусовке я ошиваюсь уже шестой год. А куда было еще деваться, когда все вокруг разваливалось, а к тому, чтобы замутить собственное дело, я был морально не подготовлен. Оставалась ментовка. Но когда я дембельнулся из армии, в ходу была такая поговорка: в ментовку идут те, кто боится идти в бандиты. И я не побоялся…