Николай Иовлев - Поединок

Диспетчер застыл перед дверью, за которой, судя по табличке, и находится начальник караула. Диспетчер рвет дверь на себя. В открывшемся проеме мне видны ноги в офицерских сапогах лежащего на кушетке человека. Они приходят в движение. Они спускаются на пол! Начкар спал, и мы его разбудили! Диспетчер влетает в дверной проем, как бешеный зверь.

Дверной косяк загораживает мне место основного действия, я слышу лишь — невнятно — короткую возню, тупой отрывистый удар и более мягкий стук, в котором угадывается звук упавшего на пол тела. Теперь один офицерский сапог виден уже на полу. Он остается неподвижным. Комнату начальника караула Диспетчер покидает со связкой ключей, болтающейся на толстом плетеном шнурке.

Из пирамид оружейной комнаты мы выхватываем восемь автоматов, с большими трофеями нам не оторваться от преследования. Количество захваченного оружия — не самое главное. Важен прецедент небывало наглого, сверхдерзкого нападения на воинскую часть. С целью захвата оружия. А сколько его захвачено — детали уже второстепенные. Вояки будут настаивать на одной цифре, а журналисты — на другой. Воякам не поверят, а журналистам — поверят.

Напоследок Диспетчер «Полароидом» делает несколько снимков наполовину разграбленной оружейной пирамиды, с десяток раз фотографирует вырубленных солдат, прихватывает четыре магазина с патронами и журнал несения караульной службы. Шесть автоматов и «Полароид» мы топим в заросшей тиной канаве, подвернувшейся в пути от части к автомобильной трассе, а два ствола и четыре рожка оставляем себе. Как говорит Диспетчер, они нам еще пригодятся.

За обещанную весьма круглую сумму, которой у нас уже нет, водитель попутки соглашается добросить нас до Пскова. Шоферы автобуса питерского рейса, билетов на который, разумеется, нет и в помине, за посул внушительного гонорара берутся доставить нас до пункта назначения зайцами. Билеты зайцам не нужны, им главное — места. Которые и находятся.

Уснуть в дороге не удается: жестокий допинг в сочетании со взбудораженностью не позволяют глазам сомкнуться ни на минуту. Время тянется невыносимо медленно. Дорога кажется бесконечной.

Ночью мы мараем черновой вариант послания, которое в окончательной редакции, переписанное набело печатными буквами, выглядит следующим образом.

«Обращение к властям города и страны.

Господа!

Ответственность за разбойное нападение на войсковую часть № 65564 с целью завладения оружием и боеприпасами берем на себя мы, представители так называемого казанского преступного сообщества, что, однако же, будет невозможно доказать.

В результате налета со склада боеприпасов и артвооружения вышеуказанной части нами вывезено 25 кг пластической взрывчатки, 40 кг тротила и несколько десятков мин и фугасных бомб различного назначения. Всего этого арсенала взрывчатых веществ хватит для того, чтобы поднять на воздух важнейшие административно-хозяйственные объекты города Санкт-Петербурга, а также объявить на территории города террор, равного которому еще не знала история.

К настоящему времени все намеченные для уничтожения объекты заминированы, и нам остается лишь взорвать их в том случае, если вы не пожелаете своевременно выполнить наши требования.

В 9 часов утра 21 сентября вы безоговорочно выпускаете из СИЗО «Кресты» всех осужденных и подследственных заключенных, предоставив им возможность беспрепятственно скрыться. Ни один из выпущенных на свободу узников не должен преследоваться или задерживаться в течение 24 часов. В противном случае это требование будет считаться невыполненным, и мы оставим за собой право привести в действие ранее выдвинутую угрозу.

Через сутки, к 9 часам утра 22 сентября, на Дворцовой площади должны стоять три вертолета МИ-9 с экипажами и полными баками горючего. Кроме того, на борту вертолетов должны находиться полтора миллиарда долларов, расфасованные в несгораемые инкассаторские баулы стодолларовыми купюрами: пятьсот миллионов долларов на борту каждого вертолета.

Указания о месте дальнейшей дислокации вертолетов будут переданы дежурному по мэрии в 9 часов утра 22 сентября по линии мобильной связи.

В случае если вышеперечисленные требования не будут выполнены, в 9 часов 10 минут 22 сентября намеченные для ликвидации объекты будут уничтожены, захвачены родильные дома, детские сады и школы, и мы приступим к осуществлению колоссального теракта, вина за непредотвращение которого целиком ляжет на вашу гражданскую совесть.

Руководители казанской ОПГ».

Утром я смотался на ближайшую почту, где на множительной технике ультиматум растиражировали в количестве десяти экземпляров. Купив газет, конвертов и тюбик клея, я вернулся в наш боевой штаб, где и покончил с задуманным, рассовав по конвертам послания, а снаружи наклеив вырезанные из газет адреса редакций. В каждое такое письмо я не забыл положить фотографии, сделанные «Полароидом», и выдранный из трофейного журнала лист с записями о дежурствах.

Расчет Диспетчера основывался на том, что так называемые силы правопорядка — не купленные с потрохами участковые, опера и постовые, а самого активного плана: разные там спецназы, руопы, фээсбешники, собры и омоны — по приказу свыше начнут со страшной силой плющить братву, особенно же любимую нашу группировку, и Удав, не без оснований опасаясь оказаться раздавленным жерновами запущенной мельницы, будет просто вынужден скрыться в своем загородном лежбище. Именно в загородном, потому что ломиться за бугор будет уже поздно. А пока я заканчивал возню с бумагами, Диспетчер совершил то, в чем я не мог оказать ему помощи: добыл информацию о местонахождении загородной резиденции Удава.

Не будучи посвященным в эту тайну, Диспетчер рассуждал следующим образом: а кто может знать о ней? Кто посещает логово Удава вместе с ним в тяжелые дни? Известно кто: личные телохранители. Без них эта гадина и шагу не ступит. Но у торпед своих телохранителей нет, сами по себе они едва ли способны кого-то заинтересовать…

И еще до окончания ночи Диспетчер отправился к одному из охранников Удава, место обитания которого во внерабочее время было Диспетчеру достоверно известно. Вернувшись, Диспетчер вытащил из-за пояса ствол, бросив его на кровать, где во время сна держал пистолет под подушкой, на стол небрежно швырнул тугую пачку баксов и как-то устало сообщил, что точное местонахождение берлоги Удава ему известно.

Когда Диспетчер отправился в душ, я, не удержавшись, принюхался к жерлу ствола. Из него тянуло гарью…

Таких, как я, в уголовной тусовке называют ссученными. Да, я мент по масти, и, допустим, вор в законе никогда не сядет со мной за один стол. Но у бандитов, против которых я работаю, несколько иные понятия. Бандиты вообще в большинстве своем, если не отморозки, конечно, вполне нормальные ребята. Многие в прошлом афганцы или спортсмены. Но только, правда, не мусульмане. Чечены, к примеру, руководствуются не бандитскими понятиями, а решением своих старейшин. А у казанцев и в лидерах, и в рядовом составе главным образом уголовники. В смысле — бывшие зеки. Но и тем, и другим, и третьим я, случалось, помогал, спасая не только их самих, но также их жен, детей, любовниц. И с годами стал у них в уважухе.