Николай Иовлев - Поединок

Завершился наш нелегкий и продолжительный круиз просто жутко: на месте, где раньше был родной дом Диспетчера, теперь торчали лишь обуглившиеся руины пожарища… У соседей, которые его и не признали за давностью лет, тем более — облаченного в конспиративный маскарад, Диспетчер выяснил все. Приезжали какие-то люди на иностранных машинах. Не люди, а сущие звери. Убили обоих стариков, а дом сожгли вместе с мертвыми телами. Сильно горело, пожарные когда приехали, спасать уже было нечего. От стариков же лишь несколько черных костей осталось…

Ночевали в спортзале местной школы, куда попали, выбив стекло на первом этаже. Не до сна было. Обсалились коксом до кровавых мальчиков в глазах и в этом ошалении провалялись на матах до самого утра. Диспетчер принял твердое решение, как он выразился, заколбасить змея. Имелся в виду, разумеется, Удав. Невыплаканные слезы о гибели родителей Диспетчера Удав должен был отныне смыть собственной кровью. Удав, его шестерки, ищут нас с не меньшим усердием, чем менты, если даже не с большим. С ментами бороться бесполезно — для того, чтобы этого не делать, их покупают. Но в нашем случае всех ментов все равно не купишь. Бороться же с Удавом — дело дохлое. Купить его тоже невозможно: слишком дорого стоит. Но если ментов — всех — убить нельзя, а на место одного ментовского начальника придет другой, то завалить Удава — можно. И тому, кто займет это место, будет скорее всего наплевать на его должников: со своими бы разобраться. А не наплюет этот новый авторитет на чужие долги — может и сам отправиться вслед за Удавом. И третий-то уж точно плюнет. Да можно и на втором остановиться, предупредив его о последствиях. Это — главный выигрыш, который сулит ликвидация Удава.

Жить на белом свете станет легче в несколько раз. Ментам настоящие приметы Диспетчера неизвестны, а стало быть, он сможет спокойно, не страшась оказаться узнанным, создавать движение в своем обычном облике. Бизнес-контактов, на которых можно молотить полулегальные бабки, у него шквал. Стартовый капитал найти тоже не проблема… Шестерок из бандитской тусовки он не боится: без прессинга Удава против него никто и не подумает дернуться. А с отцами-командирами договориться он сумеет… Меня отмазать от Щавеля ему тоже несложно… Как именно завалить Удава, каким образом заколбасить змея — вопрос второстепенный. Было бы кого валить, а как — дело техники.

Втеревшись коксом впополаме с морфином и выждав самые сладкие мгновения, Диспетчер тут же начинает конструировать план уничтожения кровного врага. Удава нужно загнать в угол. В городе покушаться на него опасно: охраны — море, да и менты не дремлют, нас разыскивая. Следует создать змею столь невыносимые условия, при которых он свалил бы на время — отлежаться — в свою засекреченную загородную резиденцию, и уже там накрыть его, используя какой-нибудь хитрый ход. Или даже внагляк.

Второй, еще более заманчивый выигрыш, предоставляемый насильственной смертью Удава, будет выражен определенной и при этом, вероятнее всего, весьма значительной денежной суммой. Наверняка в загородном лежбище Удава приныкана совсем не хилая цифирь зелени, заготовленная, помимо счетов в западных банках, именно в форме наливы на «черный» день. Загнать Удава в его берлогу, загасить его там, дернуть бабки и зажить спокойно, никуда не сваливая, а даже наоборот — используя прежние наработки и отлаженные связи для развития какого-нибудь своего бизнеса, не обязательно криминального, — таков замысел Диспетчера…

Второй или третий, а может, и еще какой-то день — точно не знаю: дни и ночи смешались, слились в какое-то сплошное пятно — прозябаем в захолустье где-то под Печорами. Это в Псковской области, а значит, недалеко и от Питера. Лишний раз рискуя быть узнанным, Диспетчер, пока я ждал его на вокзале во Пскове, промотнулся по городу, раздобыв где-то дюжины две колес амфетамина, несколько граммов кокса, аптечную банку какой-то вообще левой жидкости — так и не сказав, для чего — и совсем уж непонятно, для каких целей, фотоаппарат «Полароид».

У Диспетчера созрели какие-то секретные планы в отношении воинской части, где когда-то он отбывал почетную конституционную обязанность. Меня в эти планы он пока не посвящает. Перестраховывается. Может, он и прав.

Квартируем в грязной избе на окраине села, пользуясь расположением старой черепахи, к которой много лет назад, еще военнослужащим, Диспетчер бегал за самогоном с резиновым сапогом костюма химзащиты. Сейчас он бегает в обратном направлении, исчезая с рассветом и появляясь на закате. Кого-то, видать, выслеживает. Он очень похудел, глаза, обрамленные темными кругами, ввалились… Дни и ночи проходят в каком-то полусне. Пока еще остается наркотик, он для меня — единственный смысл существования. Когда наркотик закончится, смыслом жизни станет поиск денег, необходимых для его приобретения. И никак из этого круга не вырваться. Хоть ты тресни! Единственное, чем можно облегчить, освежить отупевшее мироощущение, — это смена темы. Перескакивание с одной мерзости на другую. Тогда и дозы упадут до минимума, и паузы между ними будут не такими короткими. Но мечтать о смене дурмана не приходится. Имеющийся-то вынуждены экономить из последних сил.

Время словно остановилось. Преследует навязчивое ощущение, что я со своей нелепой судьбой застрял где-то в неведомых просторах бесконечности, которая одновременно является жизнью вчерашней, сегодняшней и даже будущей. Я обращен исключительно внутрь самого себя, и все происходящее вне пределов моего сознания меня совершенно не касается. Приходу Диспетчера я радуюсь лишь постольку, поскольку он приносит мне — благодаря дозняку — избавление от апатии и сонного безволия. Мало того, как сон я воспринимаю и свое пребывание за тысячи километров от отчего дома. Иногда в минуты прояснения сознания или, наоборот, его усугубленного помрачения мне кажется, что когда-нибудь однажды, уже очень скоро, я проснусь в постели своей родной комнаты. В родительском доме.

Последнее время все чаще я думаю о матери, у которой проклятое зелье отняло сына. В такие минуты мне очень хочется увидеть ее, обнять, поцеловать, расплакавшись у нее на груди. Как-то раз, доподлинно вообразив себе эту сентиментальную картину, я вдруг понял, что по моим осунувшимся щекам текут слезы. Подобная неожиданность окончательно подкосила меня, и я зарыдал. В те минуты я чувствовал себя очень и очень горько, понимая, до чего же в действительности я несчастный человек, какая у меня дикая жизнь и к чему она неизбежно должна привести…

— Одевайся! — Диспетчер протягивает мне комплект армейского обмундирования. Брюки совершенно новые, со стрелками, китель без погон и каких-либо иных знаков различия и пилотка. — Поверх одежды натягивай.