Николай Иовлев - Поединок

До чего не люблю посещать больницы! Особенно эту, на Костюшко, хотя как раз в нее чаще всего и приходится таскаться со служебными визитами. Главным образом сюда и свозят подстреленных во время разборок да недобитых при покушениях. Вроде и построена эта больница так, чтобы свету хватало всем палатам и этажам. Да его вроде и хватает. Но все равно гнетет здесь что-то, давит на душу, будто какие-то невидимые жернова работают. И преследует довольно мерзкое, пусть и глупое ощущение, будто угодил ты в некое преддверие того света. И если не уйдешь отсюда вовремя, то непременно попадешь в ад. А может, в рай? Вот это уж вряд ли. Грехи не пустят.

— А вы у дежурного врача были? — вяжется медсестра, молоденькая и курносенькая, должно быть, вчерашняя школьница.

— А мне к врачу и не надо, — показываю служебное удостоверение. Ну их, врачей. От них и без того одни неприятности. Самое лучшее — обходить этот народ стороной. Особенно же когда сам ты пока еще ни на что не жалуешься.

— Только недолго, — просит курносая, трогательно морща лобик. — Он после наркоза, слабый очень.

Долго мне и не надо. Слишком много у меня других забот, чтобы застревать тут надолго.

Шоферу — первому пришедшему в себя после нападения — лет тридцать. Четыре огнестрельных ранения. Двоим работникам службы безопасности завода, перевозившим деньги из банка в день зарплаты, проломлены головы. Они пока без сознания.

Выслушав меня, парень слабо улыбается. Наркоз, похоже, еще не отпустил его окончательно: до улыбок ли тут, когда ты зацепился за жизнь просто чудом.

Ничего путного потерпевший рассказать мне не в состоянии. И дело тут не в наркозе. Дело, я думаю, в том, что налетчики толково подготовились к операции. Чувствуется здесь, как говорится, не длань ремесленников, но рука профессионалов. Сдается мне, что они еще заявят о себе. Если только не залетные.

Бандитов было двое. Оба — в камуфляже. Головы закрыты капюшонами, лица — масками. Ни особых примет, ни даже просто описания внешности. Рост у одного примерно метр восемьдесят, у другого — метр восемьдесят пять. Опять же примерно. Стройные, спортивного сложения. Вот и все… Такую информацию к делу не пришьешь. А уж о фотороботе и говорить нечего. Стрелял тот, что повыше. Мастерски стрелял, сволочь. Умеет. По данным баллистической экспертизы, из «макарова». Ствол чистый. Нет его ни в гильзотеке контрольного отстрела, ни среди засвеченных.

В деле о налете на заводских инкассаторов, еще вчера казавшемся стопроцентным глухарем, сегодня появились кое-какие проблески. Удалось найти ребятишек, десяти и одиннадцати лет, имевших контакт с предполагаемым налетчиком. За два дня до разбоя к пацанам на улице подошел какой-то мужик, попросивший узнать на заводе, когда будет зарплата. Самому ему якобы в заводских стенах показываться нельзя, на больничном он, а деньги в семье нужны, кормить детей надо. Ну, пацаны, получив такое задание, быстро его выполнили. Работяги же им сами и сказали: в четверг зарплата будет. А работяги, которых мы тоже уже нашли, в свою очередь решили, что мальцов послала мать — выведать у дяденек, когда зарплата будет, чтобы встретить благоверного в этот день на пороге завода. Не успевшего еще отклониться от нужного курса.

Мужик пацанам на мороженое дал, а у нас наконец-то появилось описание одного из преступников. Уже готов фоторобот, и теперь эта морда будет в ориентировках разослана во все отделения милиции, всем спецслужбам и инкассаторам. Под особое наблюдение взяты банки и крупнейшие предприятия в день выдачи зарплаты. Не может быть, чтобы бандиты успокоились на достигнутом. Уверен: очень скоро они напомнят о себе новым разбоем.

Неотвязно преследует дрянное предчувствие, что нам — вилы. Обложили со всех сторон. Опер, или секьюрити, или бандитский агент не обязательно должны таскать кобуру на бедре как опознавательный знак. Но глаза у многих случайных прохожих уж больно цепкие. Боюсь, нервы как-нибудь сдадут — и я себя выдам. Бабки, вымолоченные из заводских инкассаторов, подтаивают неумолимо. Да и сколько их было-то, этих бабок. На три недели — при наших-то потребностях. Приметы Диспетчера каким-то образом стали известны ментам. Хрен его знает — каким. Приметы, правда, подставные: в парике и очках. По Пятому каналу показали фоторобот. Общего с Диспетчером — достаточно. Стало быть, в этой маскировке соваться ему никуда нельзя. Но еще менее возможно ему появляться на свет Божий в своем настоящем облике. У ментов подставные приметы, у братвы — настоящие… К тому же телефон, похоже, кем-то — ментами или бандитами — взят под контроль. Во время разговоров то и дело слышатся подозрительные щелчки и потрескивания. На улице постоянно кажется, что кто-то ведет нас, опекает, висит на хвосте. Это похоже на манию преследования. Но основания для страха все же вполне обоснованны. У ментов наверняка имеется запись голоса Диспетчера, сделанная при переговорах во время осады. Да и вообще человеку исчезнуть бесследно невозможно. Допустим, номера денежных купюр, которые мы сейчас тратим, могут быть ранее зафиксированы тем же банком. Да мало ли что еще. Одних только случайностей в жизни сколько… Может, все это не более чем наша мнительность, но береженого Бог бережет. Надо сваливать отсюда, из этого сучьего города. Хотя бы на время. Пока не уляжется поднятая нами пыль — как выразился Диспетчер. Пыль, поднятая столбом, добавил бы я.

День и ночь поменялись местами. Засыпаем с рассветом, встаем после полудня. Первая же мысль после пробуждения: надо вмолоться. Быстрее! И так — каждый день. Когда рядом Диспетчер, мне не так страшно, как в одиночестве. Диспетчер может многое. Очень многое. Вчера вечером он принял решение: мы едем в какую-то глухомань к его родителям. Где они живут — не знает никто, до сих пор Диспетчер сохранял это от братвы в глубокой тайне. На всякий случай. И вот пришло время этому случаю. Но даже мне Диспетчер не называет окончательной цели нашего путешествия.

Электричками дотелепались до Бологого. Здесь подрядили алкаша купить нам билеты до Москвы. Проводнице предполагали заслать пару червонцев, чтоб не требовала паспортов, но обошлось и так. Отпускной сезон отшумел, напряг с билетами отпал, и проводнице наши паспорта до лампы. Как и мы сами.

В Москве не светились, ближайшим же поездом рванув в сторону Владимира. Ночью вышли. До утра мерзли на станции в ожидании «подкидыша». Несколько часов протряслись в заблеванном вагоне доходяжного поезда, полдня дожидались автобуса, часа два рассекали на нем окрестные леса и поля, а потом, отказавшись от ожидания до утра нужного рейса, не меньше трех часов топали по ухабистой грунтовке. Если бы не подзарядка спидаком — полколеса каждый час — ни за что бы не перенес подобных лишений.