Ивар Рави - Зеноби

Мужчина просто отряхнулся, и девушка отлетела, однако снова бросилась на мужчину. На этот раз мой похититель или будущий убийца встретил ее ударом кулака, пришедшимся девушке в область груди. С хриплым выдохом и отчетливо слышным хрустом Хадижу отбросило на метра два. Я увидел, как закатились ее глаза.

Этот бесчеловечный удар вывел меня из оцепенения: изогнувшись, я впился зубами в руку ударившего и изо всех сил сжал челюсти, жалея, что я не вампир. Успел почувствовать вкус крови, прежде чем небо обрушилось мне на голову, и темнота приняла в свои объятия.

Кажется, я плыву в лодке и волны нежно переваливают лодку с гребня на гребень. Но как же сильно болит голова, и… Я с трудом разлепил глаза. Взгляд уперся в сиденье автомобиля, но почему сиденье в горизонтальной плоскости? Это не сиденье такое, это я висел на ремне безопасности почти горизонтально, на втором ряду. С трудом поднимаю голову и с большими усилиями выпрямляюсь, чему мешают стянутые стяжкой руки и ремень безопасности, ограничивающий мои движения.

Определенно, я в автомобиле, это внедорожник, судя по коже и вставкам из дерева, ленд крузер или что-то этого класса. А вот и водитель, вижу его шею, голову с черными волосами и торчащие уши. На пассажирском сиденье еще один человек, с моего ракурса его видно лучше: черные очки, двух-трехдневная щетина, большой нос, черная одежда. Кто эти люди, где я, куда мы направляемся? То, что машина едет, понятно по колебаниям кузова, звуку мотора и мелькающему пейзажу за окнами. Нестерпимо сильно болит голова, просто раскалывается, пульсирующая боль зарождается в теменной области и уходит к шее по затылку.

И я вспомнил! Взлетно-посадочная полоса, будка, Хадижа, люди в черном. Хадижа! Они убили ее. Я заскрежетал зубами, из груди вырвался стон.

Пассажир обернулся и улыбнулся, показывая желтоватые зубы:

— Очнулась, голова болит? Как же громко звучит его голос, словно молотком стучит по голове.

— Болит, — автоматически отвечаю я, пытаясь не расплакаться от беспомощности и боли.

— Это я тебя ударил. Меня зовут Фарух, ты мне руку прокусила почти до кости, — он демонстрирует мне руку, на которой отчетливо видны следы зубов и запекшаяся кровь. На губах улыбка, это он лыбится, довольный, что ударил связанную девушку, или у него такое дауновское выражение лица с рождения? Значит, ты ударил. Хорошо Фарух, тебя я убью мучительным образом, даю я себе зарок, пытаясь сдержать слезы. В данный момент возможность убийства не предвидится, откладываю месть на потом, клятвенно обещая отомстить за Хадижу, за моего ангелочка.

— Кто вы, почему вы меня похитили? Куда мы едем? — вопросы сами срываются с губ, но меня просто игнорируют. Посчитав наш разговор оконченным, Фарух, мать его, снова сидит и смотрит на дорогу, периодически опуская глаза на лист бумаги перед собой. Немного привстав, замечаю, что на коленях у него, похоже, карта, с моего места ни надписей, ни обозначений не могу разобрать. Я попытался прислушаться к ощущениям внутри организма.

Так, Александр, давай мыслить логически: тебя не убили, не насиловали. Из двоих девушек забрали тебя иностранку, а арабку убили. Убили, суки, Хадижу, ребенка, который и жизни-то не видел. Во мне закипала злость и ненависть: я убью их всех до одного, самой мучительной, самой позорной смертью!!! Как это сделаю, не имел ни малейшего понятия, связанный и пришвартованный к сиденью, я даже вертикальное положение сохранял с трудом.

Так, а сколько их? Я видел троих, но в машине двое, значит, или есть еще машина, или третий остался в другом месте. Вернусь к логике, раз меня не убили и не насиловали, значит, я представляю ценность, но так как ценность девушек здесь невелика, значит, соль вопроса в том, что я иностранка. Отсюда вывод: меня похитили для выкупа, похищение иностранцев для выкупа — обыденное дело для Сирии. Но мы в Иордании, и там такое я не помню, хотя, может, просто не было огласки. К тому же граница с Сирией в десяти километрах от лагеря.

Все стало на свои места: террористы оторваны от мест нефтяных месторождений. Финансовая подпитка третьих стран, вероятно, иссякла, а для войны им нужны средства, война без денег невозможна. Интересно, сколько за меня запросят и у какой страны? Или, может, у Красного Креста? Стоп, а кто вообще будет платить за меня: гражданином какой страны я являюсь? Сделают запрос на Иванову Александру, таможня ответит, что такая границу для вылета в Иорданию не пересекала. Что тогда?

К физической боли добавилась и моральная: если за меня не платят, то меня попользуют, пока я не сдохну от тестостеронной интоксикации. А с учетом выносливости женского организма, сексом меня пресытят на пять человеческих жизней.

Мои размышления пришлось отложить, потому что машина, приняв влево, остановилась. Я попытался сориентироваться через окна слева и справа: неказистая лачуга, виден пес, похожий на пастушью собаку, небольшой колючий кустарник. Из лачуги вышел пожилой мужчина в белых шароварах и длинной полотняной рубашке, с намотанной на голове чалмой. Хлопнула дверь, это водитель вышел и о чем-то разговаривает с бедуином. Разговор был коротким, мужчины пожали друг другу руки, старик свистнул собаке, зайдя в дом, вышел через пару минут с котомкой в руках, пошел в сторону запада.

«Кто он? Связной бандитов? Или просто бедуин, который за деньги уходит, предоставляя свою лачугу в пользование. Или сейчас мне придется ублажать этих бандитов», — от этой мысли я инстинктивно сжался от страха.

Фарух вышел из машины, открыл мою дверь, перегнулся через меня, дыхнув луком и мясом, отщелкнул мой ремень, не давая мне времени отреагировать, рывком вытащил из машины, заставив плюхнуться в пыль на пятую точку. Взвыл копчик от столь негуманного обращения, и я с трудом сдержал крик. Фарух загоготал, к нему присоединились еще двое голосов. Это был третий и четвертый, появившиеся из второй машины.

Теперь. сидя на земле, я видел, что второй джип — это хаммер армейского образца, некогда бывший очень популярным в России. В первой машине я не ошибся, лендкрузер двухсотый. Меня подняли на ноги и, немного посмеиваясь, повели в лачугу. Там было темно, электрического освещения не имелось, но было на удивление прохладно. В первой комнате стоял грубый низкий стол и пара низких табуреток, в углу была печь-тандыр, небольшой шкафчик, видимо, для посуды и несколько медных кувшинов с высоким горлышком. Во второй комнате, куда меня довели и швырнули на пол, были старые овечьи шкуры и несколько выцветших ковров.

Пахло шерстью, потом и пылью. «Неужели это произойдет? Я же не женщина, я мужчина! Что я смогу сделать, если бандиты решат удовлетворить свою похоть?» Я задыхался от страха, сердце колотилось, липкий пот струйкой стекал по подбородку.