Никита Суровцев - Махно. Полковая казна

Сватава был женский лагерь, в котором содержались и работали женщины из Европы и Советского Союза. Работали они на немецкую компанию «Siemens». Этот лагерь был конечным пунктом назначения, для «маршей смерти», которые организовывали фашисты, перегоняя узниц из лагерей со всей Европы в лагерь Сватава. Всего, в конце войны, из участниц «маршей смерти», немцами было убито более двухсот пятидесяти тысяч узниц. Известны случаи, когда на узниц «маршей смерти», устраивались, воспитанниками «гитлерюгенда», так называемые «охоты на зебр», название это, как издевку, выдумали из-за полосатой арестантской робы. Конвоиры специально отпускали узниц, яко бы на свободу, а эти малолетние твари, воспитанники «гитлерюгенда», охотились на безоружных и изможденных женщин, как на диких зверей.

Когда мы прибыли в Stalag XIII, то были шокированы увиденным зрелищем. Стоял ужасающий трупный запах. Над лагерем летали огромные стаи ворон. Выжившие военнопленные, были похожи на обтянутые кожей скелеты. Вместо одежды на них были какие-то лохмотья, многие были вообще без одежды. Все они просили еду. Прибывший с нами военврач, категорически запретил давать им хоть что-то, кроме простой воды.

– Поверьте, любая пища может их убить. Сейчас приедут санитары, и определят всех освобожденных, в госпиталя. Пожалуйста, проконтролируйте, что бы ни кто не давал им еды, – поднявшись на борт грузовика «Studebaker US6», вещал военврач.

Мы выводили из вонючих бараков людей, которые не могли самостоятельно передвигаться. Были и такие случаи, когда люди умирали прямо у нас на руках. Военврач пояснял, что возможно сердце не выдержало из-за импатии, так называемой «сердечной волны» или синдрома «разбитого сердца». Через какое-то время стали подъезжать машины с санитарами и забирать освобожденных военнопленных в госпитали и медсанбаты. В живых удалось спасти не более пятисот человек, хотя лагерь был рассчитан на десять тысячи узников. Позже, в госпиталях умерло еще около ста человек. Узники были настолько измождены голодом, что не только жидкая и дозированная пища не могла вернуть им жизненные силы, но и специальные физрастворы, вводимые им внутривенно, были бессильны.

Вместе с нашими следователями работали и американские журналисты. Снимал на камеру весь этот ужас молодой солдат по фамилии Фулер, впоследствии он станет известным режиссером, а его документальный фильм об освобождении военнопленных из концентрационного лагеря Stalag XIII, станет документальным доказательством о зверствах фашистов в лагерях для военнопленных, на Нюрнбергском процессе. Среди журналистов я заметил знакомое лицо. Ну конечно, ни одно серьезное событие не могло обойтись без Маккольма. Я направился в его сторону и окликнул по-русски,

– Мэг, дружище, забыл старых друзей, – шутливо проговорил я.

– Excuse me, – проговорил он по-английски.

– Маккольм, это же я, Вотька, опять не узнал меня, значит богатым буду, – со смехом сказал я.

– Володя, неужели это ты?, – широко раскрыв глаза, закричал Мэг от удивления.

Мы обнялись и стали тискать друг друга в объятьях.

Перебивая друг друга, мы задавали новые вопросы, не успевая отвечать на заданные ранее, задавали и отвечали. Немного успокоившись, перешли на нормальное ведение беседы, из которой я узнал, что Мэга направили сюда, как специалиста по Европе. Я, не вдаваясь в подробности, вкратце рассказал ему, что служу ординарцем. Хоть мы и были союзниками на тот момент, но все бойцы и командиры были предупреждены о соблюдении военной тайны. Может поэтому разговор особо не клеился. Но все равно нам обоим было приятно встретиться вновь. Напоследок, мы договорились о новой встрече, но на всякий случай, Маккольм дал мне свой Нью-Йоркский адрес, который я сохранил, а по привычке еще и запомнил.

Вот в таком состоянии, вызванных увиденным в лагере, и встречей старого знакомого, я возвращался в расположение медсанбата. Там продолжал лечение прокурор Никеенко. Маршрут проходил по дороге № 6, и в целом занимал чуть более двух часов. Проезжая через Крушовице, уже на окраине города, я увидел, как от одного из домов, бежит полураздетая девушка. Платье на ней было разорвана, волосы были растрепаны, и она не переставая просила о помощи,

– Hilf mir (помогите мне) – кричала она.

– Was ist passsier? (Что случилось?), – спросил я.

– Betrunkene Russin will mich vergewaltigen (пьяный русский хочет меня изнасиловать), – почти рыдая прокричала она.

– Hab kaine Angs (не бойся) – попытался я ее успокоить.

И в этот момент я увидел, как из дома выбегает мужчина, одетый только в сапоги и трусы. В руке он держал пистолет и размахивал им.

По всему было видно, что человек этот смертельно пьян.

Заплетающимся языком, он кричал,

– Держи эту немецкую сучку – .

Отдавать на растерзание этому безумцу беззащитную девушку, абсолютно не представлялось возможным, и я попытался утихомирить этого пьянчугу словами. Но он взбесился и, направив на меня пистолет, выстрелил. Моментально среагировав, я присев, ушел вправо, перекувыркнулся, и оказался прямо перед ним. От него разило, как из отхожего места. Я коротким ударом в кадык, отправил его в глубокий нокаут, и пока он падал, я успел вырвать из его руки пистолет. А из дома, по направлению к нам бежали два офицера с пистолетами в руках.

– Руки вверх, оружие на землю, – кричал один из них.

Другой кричал,

– На землю, лицом вниз – .

Я не стал геройствовать, и положив ТТ, лег на землю и раскинул руки.

– Кто такой, документы, – прокричал мне в ухо капитан, с малиновыми петлицами войск МГБ.

– Старшина Мехненко, ординарец прокурора 54 стрелковой дивизии, полковника юстиции Никеенко, – доложил я.

– Встать. Документы, – скомандовал все тот же капитан.

Я достал документы и передал их капитану. Тот внимательно изучил документы и вернул их мне.

– Что ты тут делаешь, и куда направляешься, – уже более дружелюбно проговорил он.

Я рассказал, по какому вопросу был в Карловых Варах и, возвращаюсь в расположение части.

– В общем, так, старшина, давай езжай в свою часть, и моли Бога, что бы наш шеф не вспомнил об этом происшествии.

– Ты, капитан, хоть намекни, куда я влип —, спросил я.

– Личный порученец Абакумова. Больше тебе знать не положено, – вполголоса сказал капитан.

– А с девчонкой что будет? – серьезно спросил я.

– Да хоть себе забери, – сказал капитан, и они со вторым офицером, поволокли безвольное тело порученца обратно в дом.

– Куда тебя отвезти, – спросил я по-немецки, и она сквозь слезы ответила,

– В Кладно, – сказала девушка.

Это было мне по пути. Через полчаса мы были в Кладно, я высадил ее там, где она указала. На прощанье она сказала, что ее зовут Ганка. Я пожелал ей, что бы берегла себя, и уехал.